часто повторяя одни и те же слова. Еще один голос, низкий и грубый, отдал какие-то приказания, и, судя по фырканью коней, всадники начали спешиваться.
Луи, за годы боевых походов привыкший не доверять случайным встречным, осторожно подошел к окну и выглянул так, чтобы полуотворенный ставень скрывал его от тех, кто находился внизу.
На дороге перед постоялым двором топтались девять лошадей, но всадников оказалось восемь. Пятеро уже соскочили с седла и привязывали лошадей к специально вбитым неподалеку от колодца столбам. Трое еще были верхом, и один из них держал в поводу невысокого гнедого коня с заботливо расчесанной светлой гривой. Увидав этого конька, граф Шато-Крайон вздрогнул и напрягся: — именно на нем отправился в путешествие Блондель!
Опытный взгляд воина тотчас скользнул по седлу и бокам лошади. Так и есть! В нескольких местах на темной шерсти выделялись еще более темные пятна. Кровь! Ее было немного, но это ни о чем еще не говорило. Всадник мог получить рану и сразу упасть с седла. Возможно, мертвый, возможно — тяжело раненный. А, может, на его коня брызнула кровь раненного или убитого им врага. Так или иначе, Блондель с кем-то сражался…
Что до всадников, то это были определенно воины: все в кольчугах и в немецких шлемах-«шляпах», надетых на кольчужные капюшоны. Плащи темные, без крестов или каких-то других знаков отличия. Старшим среди них казался тот, кто отдавал приказания низким грубоватым голосом — мужчина лет сорока, густобородый, бровастый, крепкий, одетый в кольчугу более тонкой работы, чем у остальных.
Луи внимательно рассматривал небольшой отряд, стараясь понять, откуда они приехали. Скорее всего, не с той стороны, с какой он ожидал Блонделя. Стук копыт донесся из-за леса, который накануне вечером миновал сам Шато-Крайон, а вовсе не со склона горы Штольцберг. Как же попал к этим людям конь рыцаря-трубадура, и куда девался он сам?
Ответ на свой второй вопрос Луи получил немедленно. Двое всадников, еще сидевших в седлах, тоже спешились, и, взяв лошадей под уздцы, повели к колодцу. Когда кони отошли друг от друга, открылось то, что они загораживали: за спиной у одного из них оказался человек со связанными впереди руками, прикрученный короткой веревкой к седлу. Его простая кожаная куртка была порвана на плече, рукав рубашки висел, почти совершенно отодранный, обнажая окровавленное плечо. В крови были и лицо, и свалявшиеся, потемневшие от пыли волосы — беднягу тащили на веревке за лошадью и, когда недоставало сил бежать, тот падал и волокся по дороге.
Все эти злоключения, конечно, изменили облик пленника. Но не до неузнаваемости. И Луи сразу узнал в нем своего спутника. Да, это был Блондель!
Глава 3
Спица, кинжал и арбалет
— Вот так история! — прошептал молодой рыцарь.
Несколько мгновений он ломал себе голову: как хотя бы дать знать Блонделю, что он здесь? С одной стороны, тот наверняка помнит, где они должны встретиться. Но показаться нужно обязательно — вдруг бедняга решит, что Луи уехал или тоже попал в беду? А ему нужно приготовиться бежать: Луи не сомневался, что сейчас обязательно что-нибудь придумает.
Выручил тот же самый петух, который недавно своим бесцеремонным воплем прервал сон рыцаря. Оказывается, дурная птица все еще торчала на ставне окна. И, очевидно решив покрасоваться перед вновь прибывшими, опять заорала свое сиплое: «Ки-ки-ре-ке-е-е!»
Воины глянули на петуха, но не особенно им заинтересовались — они явно спешили напоить коней и, вероятно, перекусить, чтобы продолжить путь, не задерживаясь.
Зато Блондель весь содрогнулся от петушиного вопля и поднял голову, ища глазами источник этого жуткого звука. Никакие страдания, никакая боль не могли заставить настоящего музыканта пропустить мимо ушей это немыслимое надругательство над всеми канонами пения!
Луи тотчас шагнул к самому окну и появился перед товарищем, на всякий случай прикладывая палец к губам.
Блондель, к его чести, ничем не выдал волнения, только чуть-чуть сощурил глаза. Вернее — левый глаз, потому что правый совершенно затек и был полностью скрыт лиловым синяком.
Граф меж тем внимательно наблюдал за действиями немецких воинов. Пятеро из них вошли в дом — наверняка чтобы поесть, двое поили коней, один стоял почти вплотную к пленнику, должно быть получив приказ его охранять. Что-то они узнали! Что-то такое, что заставило их ни с того ни с сего захватить простого трубадура. А ведь Блондель, в отличие от Луи, даже не брал с собой кольчугу и шлем — при нем был только простой меч, который уж никак не мог выдать своего владельца.
Но во всем этом предстояло разобраться после. Сейчас нужно было действовать, и действовать немедленно: если воины тронутся в путь, отбить у них пленника станет куда труднее.
Луи отошел от окна и проворно оделся. При этом ухитрился заправить кольчугу в штаны (неудобно, зато не видно!) и так ловко надел поверх нее куртку и короткий пилигримский плащ, что откинутым на плечи капюшоном плаща напрочь прикрыл железный капюшон кольчуги. Шлем приходилось оставить, но его в конце концов можно напялить очень быстро. Теперь всунуть ноги в короткие сапоги, сумку на плечо — и все.
Молодой человек, не таясь, прицепил меч, а вот лютню аккуратно спрятал в сумку — раз эти воины поймали одного бродячего трубадура, то могут заинтересоваться и вторым. Стоп! А чего наговорил им хозяин постоялого двора? Если они уже знают, что бродячий музыкант остановился здесь на ночлег, то не выпустят его, не допросив!
Опасения Луи тотчас подтвердились. Дверь его комнаты без стука распахнулась, и на пороге, пригибаясь под низким косяком, появились двое немцев. Мысленно рыцарь поблагодарил Бога за то, что успел собраться.
— Далеко пошель ехать? — на ужасном французском спросил один из воинов.
— Домой, добрые люди, домой! — радостно улыбаясь, сообщил трубадур и шагнул навстречу.
Эта улыбка и то, что он вовсе не прикоснулся к рукояти меча, даже руки к ней не протянул, ввело кнехтов
