из рыцарских дружин, разбойники на лесных дорогах… У этого меча имелась лишь одна особенность, которую невнимательный взор нипочем бы не выделил: рукоять была обшита мягкой замшей, по краям украшенной шелком, а посреди очень мелкими буквами была вышита надпись: «Да хранит Бог того, кто рискует во имя справедливости!»
Луи поднес меч к лицу, взглянул на эту надпись и осторожно коснулся ее губами.
Обшивку рукояти сделала Алиса, с которой он простился две недели назад, отправляясь с Блонделем на поиски исчезнувшего короля.
— Когда ты вернешься, мы обвенчаемся, — просто сказала она, протягивая ему меч, как некогда их протягивали жены древним героям. — Если Филипп не исполнит моей просьбы, я не буду больше обязана исполнять его приказания! Я — твоя, и если ты по-прежнему хочешь назвать меня женой перед алтарем, нам ничто не может помешать.
Хотел ли он назвать ее женой? Хороший вопрос! Да он бы отдал все на свете, кроме своей чести и кроме дружбы с Эдгаром, — лишь бы эта девушка наконец пошла с ним под венец! Тем более теперь, когда именно честь рыцаря обязывала его к этому.
Это случилось месяц назад. Во время одного из их последних свиданий она налила ему очень крепкого вина и, когда он осушил кубок, вдруг взяла его за руки.
— Луи! — ее голос был горячим и срывался. — Уходи!
— Почему?
— Уходи, прошу тебя…
Рыцарь видел, как дрожат ее губы. Дрожь была и в руках, сжавших его пальцы.
— Алиса, что такое? Почему я должен уйти? Ты кого-то боишься? За тобой стали следить?
— Нет. Но… Я не хочу, чтобы это было против твоей воли!
— Что было против воли? Я не понимаю…
Принцесса медленно опустила голову. Потом, не поднимая взгляда, кивнула на опустевший кубок.
— Луи… Я… Я влила тебе в вино приворотного зелья!
— Что-о-о!?
Он расхохотался бы, но она готова была заплакать, и рыцарь сдержал смех.
— Алиса! Ты веришь в эту собачью чушь?
Девушка отчаянно замотала головой:
— Луи, это не чушь! Я давно хотела, чтобы мы с тобой стали… стали, как муж и жена. Чтобы ты захотел жениться на мне во что бы то ни стало, а не только если позволит король! Я знаю: ты ничего не боишься, но ты слишком честный, ты слишком рыцарь. А я… Я тебя не стою, и ты мог это в конце концов понять. Это зелье я взяла у колдуньи. Настоящей. Пять лет назад я с помощью такого зелья соблазнила короля Генриха, отца Ричарда. Я думала… Думала, он разведется с Элеонорой, раз уж давно с ней не живет. Мне было шестнадцать лет, и я так хотела стать королевой! Только не презирай меня, пожалуйста…
— Я тебя не презираю.
Луи смотрел на девушку и понимал: если сейчас скажет какие-то ненужные слова, то потеряет ее навсегда. Она любит его, да. Но ни за что не простит, если он покажет себя такой же свиньей, какой, скорее всего, тогда показал король Генрих…
— Это действует примерно через полчаса, как его выпьешь. Поэтому уходи! Уходи скорее! Я не хочу, чтобы ты был моим с помощью колдовства!
— Да какое там колдовство! — Луи спокойно улыбнулся. — Сказал бы я тебе, что это такое… В наших деревнях это быкам дают, чтобы они были побойчее с коровами. А когда оно перестанет действовать, твоя ведьма не сказала?
— Утром. Ну… У кого как. Но это всего на несколько часов.
— Тогда до завтра! И не думай, что я побегу искать первую попавшуюся юбку. Как-нибудь переживу.
На следующий вечер они смеялись, вспоминая этот разговор. Алиса показала пустую бутыль, признавшись, что сразу все вылила и долго потом читала молитвы, чтобы Бог простил ей эту выходку. А когда за окном ее комнаты ночь опустила свой непроницаемый полог и дворцовая стража, шумя трещотками, прошла под стенами замка, Луи сказал:
— Боюсь, сегодня я просрочил свой уход: меня уже не выпустят. И, не дай Бог, поймают. Что скажет король? Придется остаться! Надеюсь, ты не думаешь, что до сих пор действует бычья закваска?
Вот так они стали и в самом деле мужем и женой. Только под венец пойти не успели. Если б не его отъезд, Луи уж сумел бы устроить это. Но Алиса понимала его и не упрекала. Она действительно любила и готова была ждать, как ждала его возвращения из Крестового похода.
Луи еще раз поцеловал надпись, вышитую ее руками, и встал с постели. Он спал в штанах и рубашке, сняв лишь верхнюю одежду. И на сей раз не из-за брезгливости — на этом постоялом дворе постель оказалась удивительно чистой. Но ездить в одиночку небезопасно, а оруженосцев на сей раз взять было нельзя — разве бродячим трубадурам полагаются оруженосцы?
В сумке, поверх свернутой кольчуги, аккуратно засунутые в шлем, лежали кожаная фляга и мешочек с несколькими ломтями хлеба, оставшимися от ужина. Луи не хотелось лишний раз спускаться в общую комнату и звать хозяйку, поэтому он уже подумывал откупорить флягу, глотнуть вина и, закусив хлебом, пойти проведать свою лошадь. Само собою, он путешествовал не на прекрасном арабском жеребце, привезенном из крестового похода, — такой конь выдал бы его получше меча с девизом. Красивую краковую кобылу ему подобрала в своей конюшне Алиса, и молодой рыцарь согласился, что на такой лошади вполне может странствовать и небогатый рыцарь, и разжившийся некоторыми деньгами трубадур. Теперь они все чаще попадались верхом: опять же, уж больно неспокойное время!
Однако едва граф поднес к губам горлышко фляги, как снизу послышался шум: сперва громкий топот копыт (причем слышно было, что скачет примерно с десяток лошадей), затем высокий, но определенно мужской голос по-немецки окликнул хозяина. Тот, видимо, выбежал навстречу приезжим и что-то затарахтел, пыхтя и
