далеко на запад сентябрьского солнца не проникали сквозь густые лапы сосен. Запряжённая в одну лошадь и управляемая хозяином, с хутора бесшумно выезжала рессорная линейка на резиновом ходу. Прижавшись друг к другу, в ней сидели Алдона и Эгле. Линас, обвешанный патронташами и гранатами, с немецким карабином на плече шёл сзади. Он несколько раз оглянулся, помахал рукой Марюсу и офицерам.
Когда хозяева уехали, Буторин и Иваньков показали лейтенанту, командиру взвода автоматчиков, куда спрятать бойцов так, чтобы под их прицелом находился каждый квадратный метр хутора. Бойцов предупредили: пленных можно не брать, бить наповал. Марюс зажёг во дворе пять керосиновых фонарей «летучая мышь», которые обычно вывешивали на Рождество. На дворе стало светло и уютно.
Заманов, Буторин, Иваньков и Марюс разобрали между собой окна дома, приготовили автоматы и гранаты.
Марюс сварил крепкий кофе, поставил на стол корзинку с домашним печеньем, позвал офицеров. С удовольствием попивая ароматный кофе, Иваньков предупредил Марюса:
— Когда придут, к двери не подходи, отвечай из дома, обязательно спрячься за что-нибудь, да хотя бы вот за этот комод для посуды. Пригласи их в дом, погаси лампу и встань на колено, так легче будет стрелять. Огонь открывать только по моему сигналу.
На хутор Аист решил не ходить, нечего ему там делать. Перебить семью предателей и спалить хутор — дело пустяковое, и дурак сможет. Он же должен быть рядом с Крюком. Взять и сжечь армейские склады — это его дело, он этому обучен, он любит серьёзные заварухи. Кроме того, рассуждал он, после ареста Обуха (а его люди донесли, что Обух жив и под надёжной охраной находится в военном госпитале) надо ближе держаться Крюка. Если тот даст дёру за границу, надо во что бы то ни стало сесть ему на хвост и смыться из Литвы. Конечно, большого капитала он, Аист, не скопил, но всё же что-то на первое время у него имеется. Не даром он во время войны служил в полицейском батальоне. Одних золотых слитков, переплавленных из зубных коронок расстрелянных евреев, наберётся на треть пуда. Да ещё мешочек с отобранными у тех же евреев и поляков камушками. Ничего, как-нибудь проживём…
Он вызвал Повиласа Буткиса. Этот прохиндей хорошо знает хутор Баркявичюса, все дороги и тропы в лесу. Знает он и Марюса. Когда Буткис, охая и ахая, спустился в схрон, Аист без предисловий приказал:
— Возьмешь десяток людей из так называемых «больных» и отправишься на хутор Баркявичюса. Всех связать и повесить на деревьях. Хутор сжечь. Если возьмёшь старшего сына Марюса, кожу с него, мерзавца, содрать и в лесу к сосне привязать.
Буткис шмыгнул носом и вкрадчиво спросил:
— И Пятраса тоже? Его ведь ценит сам господин майор.
Аист схватил Буткиса за отвороты грязной куртки и рявкнул:
— Ты что, Повилас, оглох?! Это приказ самого Крюка! Их дружба закончилась с предательством Марюса! И не вздумай перед рейдом нажраться самогону. Завалишь дело, лично пристрелю.
— Не переживай, всё сделаем в лучшем виде. А потом куда?
— Заброшенный хутор на берегу знаешь?
— Ага, бывал там.
— Вот там и жди нас. Придёте на хутор, можете хоть утонуть в самогоне.
Буткис заржал, обнажая гнилые зубы.
Первым бандитов заметил сержант, командир выдвинутого на полкилометра от хутора дозора. Бандитов было двенадцать, шли гуськом, не таясь, шумно шли, словно лоси. Замыкал их строй высокий крепыш с немецким пулемётом МГ-34. Сержант дал знак одному бойцу бегом отправиться на хутор и предупредить своих. Он же с другим автоматчиком метрах в пятидесяти пристроился позади бандитов.
«Странно, — подумал Буткис, входя в освещённый двор хутора. — Неужто не спят? Видать, Пятрас самогон варит или уже пьян. Боится свалиться где-нибудь». Он приказал бандитам окружить дом, никого не впускать и не выпускать, ждать его команды. Пулемётчика расположил у ворот хутора. Сам же поднялся на крыльцо и громко забарабанил в дверь.
— Не заперто! — раздался непонятно чей голос, и свет в доме погас.
Буткис тихонько отворил дверь, держа наизготовку автомат, переступил порог и осторожно вошёл в тёмные сени. Лейтенант Буторин ударом приклада ППШ в лоб свалил бандита. Больше Буткис уже ничего не увидел и не услышал. Шедшие за ним двое бандитов подумали, что Буткис в темноте споткнулся, и стали чиркать спичками. Две длинные автоматные очереди буквально вынесли их на крыльцо. Во дворе началась стрельба.
Сержант, командир дозора, бесшумно снял ножом бандитского пулемётчика и вместе со вторым бойцом занял у колодца удобную позицию, взяв под контроль треть двора и северную часть дома. Как только двое развороченных автоматными очередями бандитов вылетели на крыльцо, сержант открыл огонь из немецкого пулемёта, щадя дом и постройки и не жалея бандитов. Со всех сторон загрохотали автоматы бойцов внутренних войск. Боестолкновение продолжалось не более пяти минут. Марюсу же показалось, что длилось оно больше часа.
Над хутором висело горько-кислое облако порохового дыма. Двор был усеян сотнями гильз от советских ППШ и ППС, немецких «шмайсеров» и пулемёта МГ-34. Они, вдавленные в песок, противно поскрипывали под сапогами. Солдаты с оперативниками осматривали убитых, обыскивали и перевязывали раненых. Во двор въехал «студебеккер», в кузов погрузили восемь трупов. Буторин с Замановым допрашивали раненых, которые подтвердили — операция по захвату армейских складов начнётся сегодня около трёх часов ночи. Буторин по рации доложил Савельеву об уничтожении бандитов и получил приказ вместе с взводом автоматчиков присоединиться к группе майора Илюхина.
Офицеры и Марюс сидели под навесом крыльца, курили. Папиросы подрагивали в ещё не остывших от боя руках. Марюс, стараясь не выдавать волнение, сказал:
— Спасибо вам, спасибо за всё.
Прискакал Линас. Разгорячённый, спрыгнул с лошади, стал осматривать убитых и раненых.
— А! Вот он, гад! — Линас остервенело пнул сапогом труп Буткиса.
Марюс оттащил его, посадил рядом с собой.
— Как там родители?
— Нормально.
— Поезжай за ними. Всё закончилось.
— А ты, Марюс? Ты останешься?
Марюс бросил умоляющий взгляд на Заманова. Тот, поняв просьбу, спросил Буторина:
— Марюс с нами поедет?
— Да, с нами. А ты, Линас, привезёшь семью и заступаешь на дежурство по охране хутора. И не возражай. Это приказ.
Пока бойцы взвода автоматчиков собирали бандитское оружие, прочёсывали на всякий случай лес вокруг хутора, а офицеры с Марюсом осматривали хозяйственные постройки, не спрятался ли кто в них, Линас привёз семью. Алдона в слезах бросилась обнимать Марюса, Пятрас осматривал, каков ущерб нанесён хутору. А Эгле, стройная ёлочка Эгле, не стесняясь никого, крепко прижалась к груди Заманова.
На шоссе Вильнюс — Швенчёнас,
