это дело опасное. Значит, мы должны соединить усилия и сорвать английские планы.
Собеседник откидывается на спинку сиденья, обдумывая мои слова.
— Это общее пожелание или вы имеете в виду что-то конкретное? — спрашивает негромко.
— Конкретное, разумеется. Стал бы я ради общих слов тратить своё и ваше время…
В течение следующих нескольких минут в темноте кареты звучит мой монолог. Собеседник, надо отдать должное, слушать умеет. Я сжато рассказываю, как удалось узнать о контактах Лелевеля с английской разведкой. Как затеял нашумевшую акцию с нападением на Гилмора и разбрасыванием денег. Как проник в дом англичанина и под дулом пистолета выведал у него главное — подробности плана по организации восстания.
Мсье Андре откровенно поражён.
— Чёрт бы побрал этот Интеллидженс сервис, — искренне желает он. — Умеют работать. План опасный, масштабный… и до чего же наглый.
— Притом, не сочтите за обиду, дело происходит под носом у французских властей, — говорю, аккуратно подливая масло в огонь. — Теперь вы понимаете, почему я решил обратиться к вам? Маховик уже раскручен, и один я его не остановлю.
— Ну, это ясно… Так что же вы предлагаете? В чём может заключаться наше участие?
Что ж, ответ у меня готов. Звучит монолог номер два. Я детально излагаю свои соображения, — если угодно, контрплан, с помощью которого можно посадить англичан в лужу (где, замечу, им самое место). Другое дело, что осуществить мои соображения не так-то просто. Но если подключить мощь государственной машины… Удастся ли убедить собеседника, а в его лице министра и, говоря шире, правительство в целом, — вот вопрос.
Мсье Андре в очередной раз задумывается.
— Как вы понимаете, я сам такие вопросы не решаю, — произносит он, завершив размышление. — Но вот скажите… Не слишком ли всё это сложно? Я не говорю, что ваше предложение нереально. Его сначала надо всесторонне оценить. Однако, сдаётся мне, есть более простой вариант.
— Какой же?
— Убрать Лелевеля и двух-трёх его ближайших помощников. Это можно устроить. На том организация восстания сама собой и закончится.
В устах собеседника суровое слово «убрать» звучит просто и естественно, даже чуть небрежно. Сразу видно профессионала.
— Я думал об этом, — говорю откровенно. — Но, боюсь, в этом случае мы ничего не выиграем.
— Отчего же?
— Англичане нашли Лелевеля, найдут и другого. К Чарторыйскому не сунутся, а вот, например, к генералу Бему очень даже могут. Деньги есть, а исполнитель найдётся. Мало ли радикалов среди польских политиков-эмигрантов? Всех не уберёте.
— Н-ну… Всех, пожалуй, было бы затруднительно, — признаётся собеседник. — Во всяком случае, не сразу.
— Вот видите! К тому же подумайте о неизбежном скандале. Пан Лелевель — человек заметный, а симпатии общества к полякам-эмигрантам общеизвестны. Убийство политического лидера, да ещё за компанию с несколькими соратниками, обернётся для вашего министерства и всего правительства слишком большими неприятностями. Газеты наверняка поднимут вой, оппозиция потребует провести тщательное расследование под парламентским контролем… Вам это надо?
Собеседник вынужден признать мою правоту.
— Нет, ликвидировать необходимо ситуацию в целом, — заканчиваю я. — Что называется, закрыть тему. А это можно сделать лишь с помощью моих предложений.
Некоторое время мы обсуждаем детали. Собеседник задаёт много вопросов, и это понятно, — не сомневаюсь, что сразу после нашей встречи он отправится на доклад к министру. Значит, должен быть готовым к подробному разговору.
Наконец я удовлетворяю любопытство мсье Андре до такой степени, что он замолкает. Вероятно, вопросы закончились. Я и сам чувствую, что для первой встречи наговорились предостаточно.
— В ближайшее время я сделаю доклад о нашей беседе своему руководству, — говорит собеседник. — Возможно, даже сегодня вечером.
— Как я узнаю о результатах доклада?
— Очень просто. Если ваши сведения и предложенный план вызовут интерес, состоится вторая встреча. «Фигаро» читаете?
Опять «Фигаро»…
— Просто с утра до ночи, — бормочу в ответ.
— Так вот… Начиная с послезавтрашнего дня просматривайте объявления. Ищите примерно следующее: мсье Андре приглашает мсье Пьера встретиться такого-то числа. От объявленного числа отнимите один день. Это и будет датой следующей встречи. Час тот же, место то же.
— Понял вас. А если…
— А если в течение десяти дней объявления не будет, значит, и встречи не будет. Вы не знаете меня, я вас. И всё.
Что же, такой вариант я тоже не исключаю. Хотя и надеюсь на продолжение контактов. А там и на взаимодействие.
— Скажите, вы в безопасности? — спрашивает вдруг мсье Андре.
Приятно, когда о тебе заботятся. Даже если заботу проявляет представитель тайной полиции.
— Думаю, что да, — отвечаю сдержанно.
— Будьте осторожны, — советует собеседник. — Ситуация такая, что при малейшем подозрении в двойной игре могут голову оторвать. Вы, поляки, народ горячий.
— За двойную игру отрывают головы не только поляки…
— Есть у Лелевеля такой помощник — Цешковский. Вы его наверняка знаете. По нашим сведениям, человек энергичный, умный и жестокий. Вероятно, его надо опасаться в первую очередь. Тем более, что у него среди эмигрантов есть осведомители.
— А вы, я вижу, неплохо разбираетесь в персонах Комитета, — делаю комплимент мсье Андре.
Тот машет рукой и говорит с прорвавшейся усталостью:
— Служба такая… Ваш Комитет у нас на заметке. Со своими якобинцами до конца не разобрались, а тут ещё польские воду мутят. — Поколебавшись, добавляет: — Чтобы вы знали: в начале января мы высылаем Лелевеля и Ходзько из Парижа.
Некоторое время молчу, оценивая новость.
— Дело хорошее, — говорю наконец. — Но только на подготовку восстания это вряд ли повлияет.
— Вы думаете?
— Уверен. С англичанами связан не только Лелевель, но и Цешковский. А человек он, как вы справедливо заметили, энергичный и умный. От себя добавлю: опасный. Вот он и продолжит.
На том и прощаемся, — без рукопожатия. Возможно, до рукопожатий ещё доживём. Каминский (а мсье Андре препроводил ко мне именно он) ведёт француза обратно к «Лихому гусару», неподалёку от которого моего собеседника ждёт карета. А я тем временем обдумываю состоявшуюся встречу. Кажется, она прошла неплохо. Во всяком случае, интерес мсье Андре проявил неподдельный.
Теперь слово за министром.
— А книгу-то человек забыл, — говорит вернувшийся Каминский, усевшись в карету.
Протягиваю ему томик, оставшийся на сидении.
— Возьмите, пан Войцех. Гюго пишет прекрасно. Почитаете на сон грядущий.
Рождество пан председатель решил отпраздновать в комитетском особняке.
Праздничный стол был накрыт в лучших национальных традициях. Расстарался повар-эмигрант вместе с двумя поварятами, которые вместе с Агнешкой сейчас прислуживали гостям. На белой скатерти в честь праздника встретились мясо с капустой, утки с яблоками, голубцы, колбасы. В хрустальных штофах искрились наливки, а бутылки с вином заняли всё свободное от блюд место.
— Роскошно, — заметил Осовский, — почти как дома.
— Да… Солтык порадовался бы, — согласился Мазур.
