Ознакомительная версия.
Выйдя на улицу, Лабрюйер огляделся по сторонам. Адамсона поблизости не было. Видимо, дождался ормана, что привез Красницких, и был вознагражден зрелищем ножки в высоком шнурованном ботинке, ступающей с подножки пролетки на мокрый тротуар.
В «Рижской фотографии господина Лабрюйера» царило затишье — да и кто на ночь глядя придет сниматься на парадный портрет? Каролина уже отпустила Яна и собиралась уходить.
— Каролина, вот вы читаете стихи, я знаю. Кто такой рыцарь Тогенбург? — спросил Лабрюйер.
— Это, кажется, из Шиллера. Из какой-то баллады. Я обработала сегодняшний урожай, душка. Получилось неплохо, ваша дама останется довольна. Я сделала контрольки и пару снимков покрупнее.
Лабрюйер зашел в лабораторию, посмотрел контрольки и, ощущая себя шкодливым гимназистом, стянул снимок, на котором радостно улыбалась фрау Берта, а на заднем плане стояла с корзинкой Эмма Бауэр.
Поскольку нужно было подготовить переезд Каролины, Лабрюйер заглянул к фрау Вальдорф и рассказал о посещении зоологического сада.
Это была очень даже достойная тема для беседы в приличной гостиной, и Лабрюйер честно доложил обо всех подробностях, включая «горное кафе».
— Так его еще в мае открыли, — сообщила фрау. — Нас с мужем туда хозяин, господин Тимм пригласил. И тогда же можно было посмотреть на зверей. Но нам не повезло — еще в апреле публику пускали бесплатно, а в мае билет уже стоил пятнадцать копеек. Немало, правда? Тогда еще и половины зверей не привезли.
— Кафе господина Тимма — очень приличное заведение.
— Да, и прекрасный вид на озеро. Мы с мужем хотим на старости лет перебраться в Кайзервальд, жить на берегу озера. Можно выстроить купальню, купить лодку или даже катер. Через протоку Мюльгравен можно выйти в Двину, а потом даже в залив, это не очень далеко.
— Да, фрау, — согласился Лабрюйер, вызывая в памяти карту тех мест. Если через выкопанный монахами бог весть когда канал Мюльгравен выйти в Двину и пройти вдоль Магнусхольма, можно действительно оказаться в заливе. Но это дальше, чем кажется фрау Вальдорф. Возможно, она считает по прямой, но фрау — не пташка Божья, чтобы по прямой летать.
Спорить с квартирной хозяйкой Лабрюйер не стал.
Утро следующего дня началось с визита в фотографическое заведение госпожи Красницкой.
Это случилось, едва Ян отворил двери. Лабрюйер читал конторскую книгу, Каролина принимала по телефону заказ, Пичи еще не было — сидел в школе на уроках, только и мечтая поскорее сбежать к доброму дяденьке Андрею, помахать палкой от метлы.
Госпожа Красницкая влетела в салон. Видно было, что она перебежала улицу, мало заботясь о своем виде, как поднялась с постели — так и бросилась бежать, возможно, накинув пальто прямо поверх ночной сорочки. Она сделала два шага, остановилась, опустила взгляд и молчала по меньшей мере минуту, а Лабрюйер смотрел на нее, приоткрыв рот.
— Простите, — сказала она. — Мне нужно оставить тут письмо, вот… за ним придут…
Она подошла к круглому столику и положила на альбом маленький конверт. Потом стала медленно отступать, пятясь. Уже почти в дверях она подняла голову. Взгляды встретились — но на долю мгновения. Госпожа Красницкая выскочила на улицу так, словно ее кипятком ошпарили.
— Это что за безумие? — спросила Каролина.
Лабрюйер взял конверт и прочитал: «Господину Адамсону».
— Кавалеру пишет, — буркнул он. — Этого еще не хватало. Теперь у нас, значит, почтовое отделение. Закажу новую вывеску — два почтовых рожка и пучок стрел.
— Нет — жестяного купидона с рожком и сумкой через плечо. Я такого видела на почтовой карточке. Феноменальная пошлость. Но девицам нравится — тем девицам, которые уже лет двадцать как мечтают о замужестве.
— Храни нас от них Господь! — сразу вспомнив фрейлен Ирму, ответил Лабрюйер.
— Аминь!
Кавалер явился не вовремя — прибежал, запыхавшись, когда Каролина усаживала в кресло седого господина и ставила рядом с ним пожилую даму. Эта пара желала получить карточки в старом добром стиле — жена придерживает за плечо сидящего супруга. Как однажды выразилась госпожа Круминь, «чтобы не сбежал».
— Послушайте, господин Адамсон, я все понимаю, но не стоит делать из моей фотографии почтовое отделение… — начал было Лабрюйер, но Адамсон, кажется, вовсе не услышал этих слов. Он смотрел на конверт, приоткрыв рот. В этом конверте для него, кажется, заключалась вся вселенная.
— Пойдем отсюда, — шепнул Лабрюйер, взял безумца за локоть и препроводил в служебные помещения — чтобы не пугал богатых клиентов.
Там Адамсона и прорвало. Он должен был кому-то рассказать подробности — если не Лабрюйеру, так хоть фонарному столбу.
— Мы остались наедине. Понимаете? Муж ушел, мы были одни, она сказала: я хочу написать вам письмо, где его оставить? Нужно надежное место. Я сразу сказал ей про вас — что вы умный, добрый, верный товарищ, — торопливо говорил Адамсон. — Что на вас можно положиться! И ей это удобно — всего лишь улицу перейти!
Лабрюйер и не подозревал, что капитан Адамсон такого о нем высокого мнения.
— Ну так вскрывайте и читайте поскорее, — сказал он.
Адамсон еще с полминуты глядел на конвертик, словно не желая портить первое, что получил от любимой женщины. Наконец Лабрюйер, сжалившись, подвел его к машинке для обрезания фотокарточек — чтобы лезвие прошло по самому сгибу и не причинило большого ущерба.
Чтобы прочитать письмо, Адамсон зачем-то отошел подальше от Лабрюйера. А потом устремился к нему в полном отчаянии.
— Что это? Что она имела в виду?..
Лабрюйер взял у него послание и прочитал:
— «Милостивый государь Иван Иванович! Я прошу вас более не оказывать мне внимания и прекратить ваши визиты. Вы человек умный, вы не заставите меня писать об этом дважды. Желаю вам счастья, которого вы заслуживаете».
Подписи не было.
— Но она же говорила со мной! Она слушала, когда я про вас рассказывал! Что это?
— Именно то, что должна писать женщина человеку, который ее преследует своей любовью! — сердито ответил Лабрюйер. — Видно, я в ней ошибался — она порядочнее, чем я думал. А может, муж ей продиктовал это письмо. Вы свою роль сыграли, с богатыми сослуживцами его познакомили, теперь можно и без вас обойтись.
— Нет! Она же говорила со мной, руку поцеловать дала! Нет, тут какая-то ошибка, не могла она этого написать…
На Адамсона жалко было смотреть.
— Послушайте, господин Адамсон, я могу утешить вас только стопкой коньяка. Может быть, вы ее еще поблагодарите за это письмо. Красницкими уже заинтересовалась полиция. Вообразите, что будет, когда их арестуют и следствие покажет, что вы постоянно у них бывали? Что будет, с вашей карьерой?
Ознакомительная версия.
