Ознакомительная версия.
— Я не хотел брать наши автомобили — встреча должна быть секретная. А если за тобой следят — то, может, и наш транспорт уже запомнили, ты ведь к нам на бульвар заглядываешь.
— Хорошо, выхожу.
— Что-то случилось? — спросила Каролина.
— Похоже, да. Меня вызывает Линдер. Кстати — билеты в цирк я взял. Четыре штуки. Возьмем с собой Яна и Пичу. Скажите госпоже Круминь — пусть приоденет парнишек.
Роскошный шестиместный «Руссо-Балт» действительно уже ждал на Гертрудинской. Окна заднего сиденья были задернуты кожаными занавесками. Лабрюйер забрался туда и увидел Линдера. Молодой инспектор был одет, как будто собрался на охоту — кепи, тужурка, брюки заправлены в сапоги.
— Ты куда меня везешь? — спросил удивленный Лабрюйер.
— Туда, где придется бродить по лесу. По дороге захватим Фирста. Самойлов с Джимом уже там — он-то и опознал Фогеля.
— Что?!
— Самойлова пустили в одном особняке к телефонному аппарату. Долго он говорить не мог, сказал — это точно Фогель. Теперь понимаешь, зачем я тебя туда тащу?
Лабрюйер выглянул в окно. «Руссо-Балт» вывернул с Гертрудинской на Александровскую, и Вилли гнал его, очень ловко влетая в просветы между пролетками, телегами и не такими быстрыми автомобилями. Он чувствовал объем «Руссо-Балта» примерно так же, как пределы своего собственного тела, и наслаждался крошечными победами над временем и пространством. Не успел Лабрюйер рот разинуть, чтобы спросить о маршруте, как Вилли свернул влево, на Карлининскую. Тут уж все стало ясно.
— Кайзервальд? — спросил Лабрюйер.
— Кайзервальд.
— Нож?
— Да. В спину.
— Черт возьми…
— Я тоже так подумал.
Октябрь — не лучшее время, чтобы сидеть на даче, и большинство домовладельцев Кайзервальда перебралось в Ригу. Пожилая дама с улицы Глюка (названа в честь пастора, воспитавшего первую российскую императрицу) по какой-то причуде не уехала вместе со всем семейством, а решила пожить еще хоть месяц в тишине. Ложилась она рано, вставала также рано и вместе с горничной шла выгуливать двух породистых шпицев. Эти две женщины и обнаружили тело.
Покойник лежал вниз лицом и, по соображениям опытного агента Самойлова, был мертв со вчерашнего вечера. У Джима, доберман-пинчера, которого Самойлов приобрел несколько лет назад и школил по всем правилам науки, соображений не было, и он старательно обнюхивал ствол сосны у дорожки — видимо, место, где оставляли сообщения соседям все окрестные собаки.
— Стоит тебе к кому-то проявить интерес, как бедняга и переселяется на тот свет, — сказал Линдер. — Ну что ты тут можешь объяснить?
— Что касается Пуйки, то тут дело политическое. Не спрашивай о подробностях, это все, что могу сказать. А что касается Фогеля… — Лабрюйер задумался. — Скорее всего, эти два дела никак не связаны…
— Почему ты так считаешь? — нетерпеливо спросил Линдер.
Лабрюйер вздохнул и рассказал про русскую красавицу.
— То есть его могли убить, когда он выполнял поручение? Это — след! И где прикажешь искать даму?
— Давай сперва поймем, откуда взялось тело.
Фирст, агент молодой, но имеющий хорошую хватку, тем временем неторопливо обходил участок.
— Вот это место мне не нравится, — он показал на жасминовый куст со сломанными веточками. — Видите, листья еще не завяли, только чуть подвяли. Кто-то тут ночью лазил.
— А что за кустом? — осведомился Лабрюйер.
— Сейчас спросим Джима.
Но Джим, получив команду, всего лишь заглянул за куст и повел совсем в другую сторону.
— Велосипедная дорожка, — сказал Самойлов. — Может быть, тело привезли на велосипеде?
— Фирст, прогуляйтесь, посмотрите, откуда ведет дорожка, — велел Линдер. — А ты, Гроссмайстер, посмотри на Фогеля внимательно. Ты не дама, чтобы запоминать, кто во что был одет, но постарайся вспомнить — он был в этом же пальто?
— Что я точно помню, так это его шляпу. На нем была мягкая черная касторовая шляпа. Очень удобно для наблюдения — нагнул вниз поля, и уже никто не может проследить твой взгляд, — ответил Лабрюйер.
— Уже кое-что. Шляпу, значит, потеряли, пока тащили сюда тело.
— А почему бы не предположить, что тут его где-то поблизости и убили?
— Тогда уж предположи заодно, что он мог тут делать. Смотри сам — место довольно пустынное. Вроде бы даже ложбинка. Если он отсюда вел наблюдение — то за кем и за чем? Кто тут мог слоняться вечером или ночью? К тому же Самойлов с Джимом тут прошлись — лужу крови не нашли. Лужа осталась там, где из раны вытащили нож.
Лабрюйер улыбнулся. Линдер, которого он помнил юношей, мечтавшим о славе Аркадия Францевича Кошко, за то время, что Лабрюйер пьянствовал, сперва стал хорошим агентом, а потом — и толковым инспектором.
Вопросов было множество. Наконец, оставив Самойлова с Фирстом изучать местность и искать следы, Лабрюйер с Линдером вышли к зоологическому саду.
— Дурацкая местность, и расспросить некого, — жаловался Линдер. — Суди сам, в Кайзервальде запрещено открывать мастерские, винные магазины, бордели, хотя, казалось бы, есть смысл выселить их из города, с глаз долой. Получается, что осенью и зимой тут вообще не остается населения. И как прикажешь искать убийцу Фогеля?
— Ниточка тут одна — та дама, что давала ему поручение. Будем молить Бога, чтобы в «горном кафе» ее запомнили. Хотя, кто ее разберет, может, она с детишками в само кафе и не заходила.
Пройдя весь зоологический сад насквозь, Лабрюйер и Линдер поднялись по нарядной лестнице. Посетителей еще не было, пожилая женщина мыла пол. Как найти хозяина, господина Тимма, она не знала. Тогда Лабрюйер вспомнил, что с Тиммом знакома фрау Вальдорф. В квартире у фрау был телефонный аппарат, и Лабрюйер, по счастью, вспомнил номер. Через десять минут герр Тимм телефонировал в свое кафе.
— Официанты придут попозже, — сказал он, — но они не выходят из кафе и не могут видеть, кто там прогуливается на холме. Когда такое количество публики, им не до того. Но я посылал человека с лотком, продавать «берлинеры» с малиновым вареньем. Он ходил поблизости от кафе. Его зовут Эрнест, Эрнест… как же его фамилия? Он мог видеть вашу даму с детишками.
С некоторым трудом, привлекши к делу судомойку, выяснили фамилию Эрнеста — Парадниек. Она даже знала, где его искать, — он жил на Плетенбергской улице, против Марковского кладбища, там, где сходятся острым углом Плетенбергская и Мейнгардская. Линдер вспомнил это место — туда можно было запросто доехать на трамвае, а судомойка еще дала верную примету — сапожную мастерскую.
— На что только не приходится тратить время, — сказал Лабрюйер. — Скорей всего, этот лоточник спит после ночной попойки или мается похмельем. С такой фамилией у него деньги в кармане вряд ли задерживаются.
Ознакомительная версия.
