в добрачных связях. Присяжные под угрозой штрафа должны были сообщать о случаях внебрачного секса, за которые выплачивался лейрвайт, и о браках, заключенных без соизволения сеньора.
Однако деревенских женщин куда чаще штрафовали за варку пива, чем за легкомысленное поведение. «[Аллота] – обычная варщица пива, стоящего пенни и иногда полпенни, продавала эль до снятия пробы [деревенскими пробователями] и иногда делала [его] слабым. Поэтому [с нее] взыскиваются два шиллинга»564. «Алиса, жена Блайта, [продавала] три раза по полпенни и по пенни, продавала до снятия пробы, не принесла свои мерные сосуды [для проверки]. Двенадцать пенсов». «Матильда Эбавбрук – по полпенни и пенни, эль иногда слабый, продает до снятия пробы, не принесла свои мерные сосуды. Шесть пенсов»565. Порой длинный список женщин (за все время нам известны лишь шестеро элтонцев мужского пола, которые занимались пивоварением) просто заносился в протокол суда с указанием штрафов. Такое частое назначение штрафов породило предположение, что они представляли собой своего рода пошлину в пользу сеньора взамен так и не полученной им монополии на эту важную отрасль деревенского производства566. В то же время огромное число крестьян, варивших эль дома, вызывало необходимость государственного регулирования, тем более что штрафы разнились между собой, как и обвинения: «слабый», «неполноценный», «не стоящий своих денег» эль, непроверенные мерные сосуды, слишком высокая цена. Обеспечение стандартов в области цены и качества имело большое значение для потребителей, а настойчивое стремление судов проверять мерки указывает на то, что к вопросу подходили серьезно.
В Элтоне, как и повсюду на «открытой равнине», значительная часть дел, рассматриваемых манориальным судом, касалась соблюдения деревенских постановлений и обычаев относительно посевов и пастбищ. За отлынивание от трудовых обязательств наказывали в основном староста и бейлиф, но во время сбора урожая работников становилось столько, что требовалась помощь двух «осенних стражей». «Осенние стражи докладывают, что мастер Стивен один раз не явился на барщину… Поэтому пусть его привлекут к ответу [задержат и доставят в суд]». «Реджинальда Чайлда за то же самое, другая осенняя работа, в качестве одного человека [от семьи] – [как] выше. Поручитель – бидл Ричард». «Джон Херинг за то же самое, в качестве одного человека – три пенса. Поручитель – Роджер Гэмел». «Роберт Чепмен за то же самое, в качестве одного человека – шесть пенсов. Поручитель – Джон Пейдж»567. Неявка, опоздание или даже небрежное выполнение работы неизменно влекли за собой наказание, хотя и умеренное.
«Не советую затевать тяжбу с твоим господином, – предупреждает автор сатирического стихотворения, предположительно – каноник Лестерского аббатства. – Крестьянин, ты будешь побежден… Ты должен терпеть то, что постановляет обычай твоей земли»568. Современный исследователь Джордж Хоманс, однако, пишет: «Поразительно, что многие подобные споры [между сеньорами и держателями] разрешались манориальным судом точно так же, как тяжбы между простыми деревенскими жителями». Хоманс приводит в качестве примера случай с держателями епископа Чичестерского: в 1315 году три члена манориального суда провели расследование и установили, что держатели правы, отказываясь возить навоз для сеньора. «Произвол сеньора был ограничен обычаями, которые установили держатели, или, скорее, сеньор согласился ограничить его»569.
Элтонские крестьяне нередко выступали в суде против сеньора, управляющего или его помощников. В 1312 году «Джон Троун подал иск против установлений господина» и был оштрафован на шесть пенсов за оскорбление570. Двое мужчин, выступивших «против управляющего» в суде (1331 г.), были оштрафованы на три и шесть пенсов соответственно571. Итак, отдельно взятый крестьянин, как и предупреждал лестерский каноник, оказывался в заведомо невыгодном положении, судясь с вышестоящими. Но в трех случаях – хотя мы не знаем окончательного вердикта – сельских жителей выслушивали с явным уважением. Разница заключается в том, что им противостоял не сеньор или его управляющий, а всего лишь распорядители. Было и еще одно отличие, весьма существенное в свете событий последующих веков: позиция жителей деревни отстаивалась не отдельным держателем, а большой группой ее обитателей или даже всем населением.
Все эти три дела относятся к 1300 году. В первом случае селяне обвиняли бейлифа и его помощников, которые, по их словам, вырыли ров, чтобы огородить «некоторое место, называемое Гусхолм, где они посадили ивы: это место – общее пастбище для всех людей деревни». Во втором случае они обвинили бейлифов – те будто бы посягнули на фурлонг под названием Мичелгроув, отобрав все прилегающие к нему земли «на ширину четырех футов»572 (приблизительно метр двадцать). Предположительно, распорядители намеревались расширить господский надел, хотя нет никаких свидетельств того, что они действовали по указанию сеньора.
В третьем случае жители деревни и Хью Прест, булавоносец, выдвинули жалобы друг против друга. Сначала присяжные сообщили, что «бейлифы господина несправедливо препятствуют общинникам деревни Элтон водить по дороге, называемой Гринуэй, своих тягловых и других животных, тогда как она необходима для общего выпаса». В свою очередь, Хью Прест вызвал в суд девять жителей деревни, в большинстве своем виргатариев, «ибо они гнали свой скот по дороге, называемой Гринуэй, когда засевались прилегающие к ней фурлонги господина аббата». Присяжные выразили решительное несогласие: «И они говорят, что они и все люди деревни Элтон должны по праву пользоваться сказанным проездом в любое время года, так как все чужаки, проезжающие по этому пути, могут свободно вести по нему любых животных, не сталкиваясь с трудностями или препятствиями».
Хью Прест ответил, что чужакам разрешено пользоваться проезжей дорогой, но в прошлом «сказанные обычные держатели и их товарищи иногда вносили четыре шиллинга на потребу сеньора за проезд по этой дороге, когда были засеяны прилегавшие к ней господские фурлонги». В ответе, занесенном в судебные протоколы, явственно сквозят гнев и возмущение селян: «И сказанные обычные держатели, и прочие жители деревни, как свободные, так и прочие, а также двенадцать присяжных, чьи имена стоят в начале списка, говорят и клянутся, что если какие-либо деньги вносились обычными держателями этой деревни, чтобы иметь там проезжую дорогу, то сказанный булавоносец брал эти деньги по своей воле, посредством принуждения и вымогательства, и взимал их несправедливо». Управляющий, явно смущенный тем, что «видит раздор и разногласия между булавоносцем, подавшим иск, и теми, кто оспаривает его слова, не пожелал вынести приговор булавоносцу», на чем явно настаивали все жители деревни. Вместо этого он «всецело оставил это решение на усмотрение господина аббата, чтобы тот, изучив записи относительно обычаев, касающихся этого требования, поступил и повелел так, как, по его мнению, согласуется с волей Божьей»573.
Больше никаких записей об этом деле не сохранилось, но вряд ли аббат стал подогревать негодование жителей деревни из-за вопроса, который
