Народ все это время терпел, отводя душу в разговорах. Хотя Святополка никто не любил и не уважал, врожденное, доставшееся от предков почтение к титулу великого князя сдерживало киевлян. Когда Святополк умер, плотину прорвало. Семнадцатого апреля горожане кинулись громить дома ростовщиков-иудеев. Нельзя было сказать, что большинство киевлян так уж сильно пострадали от ростовщиков; просто их раздражало богатство инородцев и иноверцев.
Но не забыли они и о своих. После иудеев киевляне кинулись громить дома бояр, в том числе дом Путяты Вышатича. Сам тысяцкий был в отъезде, зато его дочь Забава Путятишна, жившая после развода у отца, в самом буквальном смысле слова умерла от страха.
Киевские бояре укрылись в Софийском соборе. Казалось, повторяются события 1068 года, которые если кто и застал, то в раннем детстве, но о которых все были наслышаны. Тогда народ, не спросясь бояр, избрал князем Всеслава Полоцкого. Кого изберут на этот раз? Ответить было нетрудно: конечно же, Мономаха.
Теперь это был уже не тот мало кем любимый властитель Чернигова, которому не только бояре, но и убежденные Яном Вышатичем горожане предпочли Святополка. Мономах не зря столько лет ковал славу сильного и мудрого князя, защитника Руси от половцев. Не только киевляне, но и почти все русские люди хотели видеть его великим князем, не сомневаясь, что он восстановит единство страны.
Избирать в таких обстоятельствах законного наследника – Ярослава Владимирского – было безумием. Надо было опережать события и самим звать Мономаха, единственного, кто способен утихомирить народ.
Бояре послали в Переяславль такое письмо:
«Приезжай в Киев, князь! Если не приедешь, будут большие несчастья: и не только Путятин двор, дворы сотских и дворы ростовщиков будут разгромлены, но пойдут на вдову покойного князя, на монастыри и на всех бояр. Ты будешь в ответе, если разграбят монастыри!»
С письмом к Мономаху отправился митрополит Никифор.
Восстание длилось еще четыре дня, охватив и окрестные деревни. Но прежнего размаха уже не было, так как распространился слух о том, что бояре избрали Мономаха. Когда Мономах со своей дружиной вошел в город, восстание прекратилось.
Однако Мономах понимал, что должен немедленно чем-то порадовать горожан. Поскольку трогать киевское боярство ему было невыгодно, козлами отпущения должны были стать, конечно, иудеи.
Но казнить ростовщиков, получивших от Святополка законное дозволение на свой промысел, было делом немыслимым, тем более что многие из них, включая женщин и детей, и так погибли от рук восставших. Мономах поступил иначе. Он даже не стал отбирать у них имущество. Он просто приказал всем иудеям покинуть страну, объявив, что отныне любой иудей, приезжающий на Русь, окажется вне закона.
– Куда же нам идти? – спросил у Мономаха старейшина иудеев Исаак.
– Туда, откуда пришли, – спокойно ответил князь.
– Но наши земли захвачены императором Алексеем.
– Тогда идите куда глаза глядят.
Иудеи отправились в Германию, где, как они знали, жило много их единоверцев. И в течение многих веков ни одного иудея не было на Русской земле.
Но Мономах нашел, что запрещать среди христиан ростовщичество, которое все равно существовало бы в обход казны, – невыгодно. Приняв в Софийском соборе присягу на верность (в золотой остроконечной шапке с соболиной отделкой, привезенной когда-то его матерью из Ромеи вместе с другим приданым), Мономах начал составлять «Устав Володимира Всеволодовича». Согласно этому «Уставу» ростовщичество разрешалось (церковь в нынешней ситуации не могла возражать князю), но на очень умеренных условиях. Если, допустим, человек задолжал ростовщику шесть гривен и в течение следующих трех лет, не будучи в состоянии выплатить весь долг, выплачивал на обычных иудейских условиях каждый год по три гривны, через три года его долг считался выплаченным. Ведь должник возвратил взятые шесть гривен и сверх того – три гривны роста. Прибыли ростовщиков снижались на целых две трети, а соответственно, снижалась и прибыль, поступающая в казну, зато это было в пользу народа, с народом же, так неожиданно принесшим ему власть, Мономах стремился ладить.
Вот почему он так облегчил в своем «Уставе» положение закупов – крестьян и горожан, работавших у богатых людей за долги. Теперь закуп имел право открыто уйти с господского двора, если он отправлялся на поиски денег либо шел жаловаться судьям или князю. Он не отвечал за имущество своего господина, если то расхищалось другими. За несправедливые наказания, нанесенные закупу, его господин платил пеню своему князю. Еще большая пеня полагалась в том случае, если закупа самовольно продавали как холопа, закуп же в таком случае становился свободным. Кроме того, «Устав» позволял закупу быть свидетелем в судебных делах.
Тем самым Мономах давал понять, что он опирается не на дружину, как Святополк, и не на бояр, а на весь народ.
Шестьдесят лет было Мономаху, когда исполнилась его самая заветная мечта. Но ему не нужна была ничтожная власть Святополка. Он хотел полной власти над Русью. И те огромные военные силы, которые он собрал за годы переяславского княжения для сражений с половцами, он мог теперь использовать для объединения Руси.
Однако воевать ему пришлось только с сыном Святополка Ярославом Владимирским, который, естественно, требовал отобранный у него киевский престол – и не только требовал, но и собирал войско. Прекрасно сознавая свою слабость, он посылал другим князьям письма, в которых просил поддержать его, обещая выполнять решения княжеских съездов и пугая тем, что Мономах эти решения, конечно, нарушит. Но другие князья, боясь Мономаха, не торопились поддерживать владимирского князя.
Мономаху на руку были претензии Ярослава Святополчича. Новый великий князь не прочь был посадить во Владимире Волынском одного из своих сыновей, но нельзя же было, отобрав у Ярославца киевский престол, отбирать еще и Владимир. Теперь Ярославец сам напрашивался на это.
Ярослав Святополчич пошел войной на Мономаха, был, естественно, разбит и после двухмесячной осады выгнан из Владимира. Новым князем стал сын Мономаха Андрей. Ярослав же Святополчич бежал в Польшу к мужу своей сестры, королю Болеславу Кривоустому. Никто из его бояр и дружинников не последовал за ним, не последовала за ним даже его жена.
На новом княжеском съезде в Выдобиче, куда не явились только Олег Святославич (впрочем, не предпринимавший против Мономаха никаких действий) и, понятное дело, Глеб Полоцкий, никто из князей не перечил Мономаху. Пример Ярослава Святополчича, который должен был стать великим князем, а стал изгоем, не вдохновлял никого. Нынешний ростово-суздальский князь покорно согласился уступить свои владения двадцатилетнему Юрию Владимировичу и удовольствовался каким-то мелким княжеством.
