— Bonjour, mon epouse chere[29], - своим обычным насмешливым тоном приветствовал он её. — Вы пришли навестить меня в этом грязном и отвратительном месте? Как это мило с вашей стороны! Я тронут!
— К моему великому счастью, я уже не ваша супруга, — надменно произнесла она. — И вот документ, свидетельствующий об этом.
— Comme cela malhonnetement et perfidement![30] — упрекнул её он, скорчив презрительную гримасу. — Стоило мне попасть в беду, как вы немедленно воспользовались этим. Вы бросили меня на произвол судьбы в этом грязном и отвратительном месте. Вместо того, чтобы поддерживать меня в моем, точнее — в нашем несчастье, как того нам велит супружеский долг, вы подло отреклись от меня. Куда девалась ваша честность и порядочность, моя обожаемая Эльза, я уже не говорю о простом христианском милосердии?
— Кто мне читает нравоучения о честности и порядочности? — возмутилась она. — Двоеженец, мошенник, вор и душегуб!
— Вы не должны верить всем этим гадостям, в которых меня обвиняют, сделав невинное лицо, произнес он. — Я невиновен. Меня незаслуженно отправляют на каторгу.
— Каторга — это самая малость, которую ты заслуживаешь за то зло, что ты причинил другим. Тяжелая работа, суровые условия жизни пойдут тебе на пользу. Однако я пришла сюда не затем, чтобы позлорадствовать или посмеяться. Хотя ты всегда смеялся надо мной, словно над глупым и ничтожным созданием, и сейчас мне представилась возможность ответить тебе тем же, но я этого делать не буду.
— А зачем же вы пришли, моя обожаемая Эльза, позвольте полюбопытствовать?
— Затем, чтобы сообщить тебе нечто, о чем ты даже не подозреваешь.
— Как интересно! Нечто, о чем я даже не подозреваю. Что же это такое? Я прямо весь сгораю от любопытства!
— Насмешничаешь! Что ж, смейся! Пока. Потому что после, когда я сообщу тебе это, ты вряд ли сможешь смеяться.
— Я ещё больше сгораю от любопытства! Сообщи же мне скорей!
— Ты всегда считал меня до тошноты правильной, — начала Елизавета. Ты называл меня «святошей» и при этом кисло кривил губы. Ты без всякого зазрения совести нередко повторял мне, что как женщина и как мать я никуда не годна. Ты не скрывал от меня свои любовные похождения. Более того, иногда ты словно нарочно при мне упоминал о них, демонстрируя тем самым свое пренебрежительное отношение ко мне. Ты ни во что меня не ставил, смеялся надо мной, топтал мою душу, а я страдала от этого. Ты причинял мне боль, но самое отвратительное, что моя боль приносила тебе наслаждение!
— О, моя драгоценная Эльза, — демонстративно зевнул Ворожеев. — Какая отменная проповедь! Только не надо её продолжать, ибо её суть я уже уловил. Я был для тебя плохим мужем. Каюсь!
— Ты считал и, пожалуй, до сих пор считаешь, что я была тебе верна, хоть и ненавидела тебя, — продолжала Елизавета, не обращая внимания на его ехидство. — И ты даже не подозреваешь о том, что в моей жизни был другой мужчина. И не просто был! В его объятиях я испытала истинное наслаждение. Именно от этого мужчины я родила Алексиса.
Громкий хохот Ворожеева прервал её.
— Что за чушь! — пренебрежительно фыркнул он. — Какой блеф! Ты пытаешься уверить меня, что Алексис не мой сын?
— Я не пытаюсь уверить, — без тени смятения заявила она, — потому что так оно и есть. Он не твой сын!
— Он родился через девять месяцев после нашего брака. А в то время ты меня любила и всегда была при мне.
— Если ты хорошо посчитаешь, то обнаружишь, что он родился не через девять месяцев, а через восемь.
— И что это значит? — вызывающе спросил Ворожеев.
Елизавета почувствовала, что в нем закипает гнев. И это принесло ей наслаждение.
— А то, что он был зачат до нашего брака, — спокойно заявила она, другим мужчиной.
— Вздор! Не было никакого другого мужчины! И тем более до нашего брака. Ты забыла, что до нашего брака ты воспитывалась в Смольном институте? А там не было никаких мужчин. Другой мужчина! Какая чушь! Да ты даже на расстояние пушечного выстрела не приближалась к мужчине! А коли приближалась, то в присутствии своей маменьки — этой старой интриганки, которая меня сюда засадила! А восемь месяцев — это ничего не значит! Дети иногда рождаются раньше срока.
— Но не в этом случае, — возразила Елизавета.
— Однако позволь, моя дорогая Эльза, но ты была девственницей в нашу первую брачную ночь! — отчаянно отбивался он. — Я это точно помню!
— А ты помнишь, в каком был состоянии в нашу первую брачную ночь? парировала она. — Если нет, то я тебе напомню. Ты был пьян. Ты грубо и бесцеремонно овладел мной и уснул мертвецким сном. Это было достойно грязного, похотливого самца, а не дворянина высокого происхождения.
— В каком бы я ни был состоянии, я бы обнаружил, что до меня тебя уже кто-то лишил невинности. Я знаю в этом толк. У меня было много женщин!
— Но ты ничего не обнаружил.
— Ты лжешь!
— Я познакомилась с тем мужчиной на… — продолжала Елизавета представлять ему новые факты его лжеотцовства. — Впрочем, неважно где именно и при каких обстоятельствах я познакомилась с тем мужчиной. Важно, что он сумел очаровать меня настолько, что я в тот же вечер нашего знакомства ему отдалась. Маменька, разумеется, ничего об этом не знала и не знает до сих пор. Это обстоятельство свершилось в таком месте, куда она ни за что не дозволила бы мне пойти. Я пробралась туда тайно. Я вышла из дома поздно вечером, а вернулась только рано утром. Я была очень осторожна. Никому даже не пришло в голову, что я не ночевала дома.
— Пробралась тайно, говоришь? В какое-то запретное место? — с недоверчивой ухмылкой принялся уточнять он. — И там отдалась кому-то в первый же вечер знакомства? И старая интриганка ничего об этом не знала? Я не настолько идиот, чтобы в это поверить!
— Еще какой идиот! — презрительно усмехнулась Елизавета. — К тому же рогоносец! И хотя у тебя одни рога, но зато какие! Крепкие и тяжелые. Такие рога стоят сотни моих!
— У тебя ничего не выйдет! — из последних сил сохраняя невозмутимость, произнес Ворожеев.
— Когда-то ты тоже считал, что у меня ничего не выйдет с разводом, напомнила Елизавета. — И вот, я разведена.
— Это совсем другое. К тому же, тебе помогли обстоятельства. Эльза, ну перестань нести этот нелепый бред! Я же хорошо тебя знаю. Ты никогда не сделала бы того, о чем говоришь!
— Возможно! — резко ответила Елизавета. — И даже наверняка я бы этого не сделала! Но я была в глубоком отчаянии! Я узнала, какой ты есть на самом деле. Что ты не тот обходительный и влюбленный человек, окруживший меня своим вниманием, а бессовестный лицемер и распущенный мерзавец. Более того, я увидела собственными глазами тебя в борделе со шлюхой! Есть от чего прийти в отчаяние! А в порыве отчаяния человек способен сделать даже то, на что, казалось бы, он не способен. И потом, тот мужчина был таким внимательным, нежным, заботливым. А мне тогда это было так необходимо!
