треуголки и указывал шпагой на брешь.
Солдаты гибли десятками, но батальон продвигался к пролому. Все больше людей выбегало из рва, солдаты других полков; они бежали, карабкались, проталкивались, и казалось, вот-вот победят, потому что у врага не хватит картечи перебить всех. Канониры заряжали и стреляли, заряжали и стреляли; пороховые бочонки катились по склону; падали гранаты, гремели разрывы, атакующие гибли.
Атака захлебнулась, мертвые остановили живых, победа осталась за врагом. Очень немногие уцелели; они лезли вверх, обдирая руки об уложенные на склоне, утыканные гвоздями доски, и Шарп видел, как Лерой, с клинком в руке, с неизменной сигарой в зубах, поглядел во тьму, медленно покачнулся и с криком упал в ров. Последний из уцелевших добежал до сабель, развел их окровавленными руками, потом вздрогнул, прошитый десятками пуль – и человек, забравшийся выше всех в Тринидаде, покатился вниз, оставляя на камнях кровь.
Живые прятались за равелином, под мертвыми телами, и французы насмехались:
– Что ж вы не идете в Бадахос, англичане?
Шарпа с ними не было. Он разок с колена выстрелил по стене и видел, как гибнет батальон: Коллету, Джеку Коллету, ядром оторвало голову, и даже Стеррит, бедный озабоченный Стеррит, геройски погиб во рву Бадахоса.
– Сэр? – послышался в грохоте на удивление спокойный голос. – Сэр?
Шарп поднял голову. Перед ним стоял Дэниел Хэгмен в непривычном красном мундире.
– Дэниел?
– Вам стоит подойти, сэр.
Шарп пошел к роте легкой пехоты – она по-прежнему была на гласисе, совсем недалеко, – и увидел залитую водой часть рва. По воде плавали солдатские тела, от них расходились темные разводы. Пушки поутихли, приберегая свою ярость для глупцов, которые высунутся из-за равелина. В брешах остались одни мертвецы. Огромные костры полыхали, подпитываемые дровами, которые кидали со стен, и армия гибла между огнями.
– Сэр? – К Шарпу подбежал лейтенант Прайс. Его зрачки были расширены от ужаса. – Сэр?
– Что?
– Ваша рота, сэр.
– Моя рота?
Прайс указал рукой: Раймер был убит, на лбу алела едва различимая ранка. Он лежал на спине, раскинув руки, и смотрел в никуда. Шарп содрогнулся при мысли, что хотел получить назад роту, а значит, мечтал о смерти этого человека, и вот желание сбылось.
Так просто. И это все? Из ужаса, из сокрушительного огня, из железного шквала на юго-восточном углу Бадахоса смерть на блюдечке вынесла Шарпу то, что когда-то ему принадлежало. Он может оставаться на гласисе, стрелять в ночи, в стороне от мясорубки; он снова капитан, рота снова при нем, и его назовут героем, потому что он пережил штурм Бадахоса.
Над головой просвистела пуля, Шарп отпрыгнул и едва не столкнулся с Харпером: ирландец был без красного мундира, рубаха в крови, лицо – каменное.
– Что нам делать, сэр?
Что делать? Дело только одно. В брешь не бросаются ради роты, даже ради капитанского чина. Шарп взглянул на ров, на опаленный равелин, и там, за рвом, лежала третья, не обагренная кровью брешь, новая брешь – брешь, которую еще не штурмовали. В огонь идут из гордости, не ради чего-то другого, из одной гордости. Слабая причина, может быть даже ничтожная, но, кто знает, возможно, ее довольно, чтобы взять город.
Шарп взглянул на Харпера:
– Сержант, мы идем в Бадахос.
Капитан Роберт Ноулз шел по мосту у разрушенной мельницы и дивился, как тиха ночь. Под ним с журчанием переливался через плотину Ривильяс, небо впереди заслоняла высокая цитадель, и в темноте казалось, что человеку не взобраться на эту колоссальную твердыню.
Ветер шелестел молодой листвой на деревьях, кое-как цеплявшихся за крутой склон под крепостью. За Ноулзом следовала рота с двумя лестницами. Первое возбуждение уже улеглось, солдаты смотрели на смутную громаду впереди.
– Чертовски высоко, – донеслось из задних рядов.
– Молчать!
Сапер, который вел батальон, нервничал, и Ноулза раздражала его суетливость.
– В чем дело?
– Мы зашли слишком далеко. Надо повернуть вправо.
Вправо повернуть было нельзя. У подножия склона скопилось чересчур много солдат, и попытайся батальон перестроиться, воцарилась бы неразбериха. Ноулз раздраженно покачал головой:
– Невозможно. А что?
– Вот. – Сапер указал налево.
Из темной скалы над ними выступала черная зубчатая тень. Бастион Сан-Педро.
Подошел полковник, командир Ноулза:
– Почему стоите?
Ноулз указал на бастион. Полковник отмахнулся:
– Придется делать, что сумеем. У вас все хорошо, Роберт?
– Да, сэр.
Полковник повернулся к роте и произнес чуть громче, чем шепотом:
– Потешьтесь, ребята!
Солдаты одобрительно загудели. Им сказали, что атака будет всего лишь отвлекающей, победы от них не ждут, но генерал Пиктон послал Веллингтона к черту и объявил, что 3-я дивизия не ходит в ложные атаки. Она пройдет весь путь или не тронется с места, и солдаты намеревались доказать правоту Пиктона. Сейчас у Ноулза впервые закрались сомнения. Надо взбираться на почти отвесный склон высотой сто футов, а после приставлять лестницы к стене, у которой по виду еще футов сорок, – и все это под огнем противника. Он отбросил сомнения, стараясь, как и во всем, подражать Шарпу, но непросто было чувствовать себя уверенным перед громадной крепостью. От тревожных мыслей его отвлекли торопливые шаги. Это был адъютант Пиктона, он о чем-то спросил полковника.
– Здесь, – ответил ему полковник.
– Вперед, сэр. Генерал желает вам удачи.
– Лучше бы он пожелал прислать мне ящик своего кларета. – Полковник хлопнул Ноулза по плечу. – Вперед.
Ноулз не мог вытащить саблю. Нужны были обе руки, чтобы уцепиться за скалу и держаться, пока нога ищет хоть какую-нибудь опору. Бремя капитанского чина тяжело давило на его плечи. Он торопился, стараясь быть впереди своих людей, потому что знал: Шарп возглавил бы атаку. Карабкаясь во тьме, Ноулз воображал, как мушкетная пуля ударит ему в голову. Солдаты так шумят! Лестницы скребут по стволам деревьев, приклады задевают о камни, из-под ног сыплется щебень – но цитадель по-прежнему молчит, черная тень не озарилась ни единой вспышкой. Ноулз поймал себя на мысли о Терезе. Как ни высока была вздымающаяся перед ним стена, он мечтал добраться до этой женщины первым. Сделать что-то для Шарпа.
– Быстрее!
Кричал один из сержантов, и Ноулз, отвлекшийся было на посторонние мысли, запрокинул голову и поглядел вверх. С умопомрачительной высоты летела первая горящая вязанка. Пламя полыхало в воздухе, вязанка кувыркалась, рассыпая искры, а Ноулз зачарованно смотрел. Вязанка зацепилась за терновый куст неподалеку. Куст занялся, на стене загремели ружейные выстрелы. Казалось, стреляют далеко-далеко.
– Вперед!
Со стены полетели еще вязанки и зажигательные снаряды: один приземлился на уступчике, другие рассыпались клочьями пламени на склоне. Они увлекали за собой
