Однако я действовал упорно: срубил длинный крепкий шест и, заострив его конец, тыкал этим шестом в каждую нору, дыру, яму и трещину, которая внушала мне хоть малейшие подозрения. Такой же проверке подверглись подозрительно одинокие холмики и бугры, необычно густые заросли и, разумеется, руины рухнувших строений. Насмешило ли селян мое странное поведение, прониклись ли они жалостью к чокнутому чужеземцу, рыщущему по буеракам, сказать не берусь, но в конце концов меня попросили рассказать о предмете своих поисков двум самым почтенным деревенским старейшинам.
Эти два старика ответили на мои вопросы немногословно, но вполне внятно. Нет, сказали они, они никогда не слышали ни о каком Атлиталакане, но если это название означает то же самое, что и Д'нтадо Дехе, то их деревня, несомненно, и есть то самое место. Потому что, по словам отцов отцов их отцов, давным-давно некое грубое племя диких и грязных оборванцев-кочевников действительно на несколько лет задержалось возле источника, после чего снялось с места и ушло куда-то на юго-запад.
Но когда я осторожно поинтересовался, не было ли впоследствии обнаружено рядом с их становищем находок, оба старца покачали головами.
— Йехина, — заявили они, что на языке отомит означает «нет» и присовокупили к этому фразу, которую им пришлось повторить несколько раз, прежде чем наконец я с трудом понял ее смысл: — Ацтеки были здесь, это так, но они ничего не принесли с собой, когда появились, и ничего не оставили, когда ушли.
В скором времени, покинув область, где еще можно было с горем пополам объясниться на смеси ломаных науатль и поре, я углубился в землю, в которой жили исключительно отоми, не знавшие иного языка, кроме отомит. Путь мой не пролегал строго по прямой, ибо в этом случае мне пришлось бы карабкаться по холмам, штурмовать неприступные утесы и продираться сквозь густые заросли кактусов, чего переселенцы-ацтеки наверняка не делали. Надо полагать, что они, как и я, предпочитали идти по дорогам, а где таковых не было, по людским и звериным тропам или уж, в крайнем случае, просто по ровной местности. Чтобы выбрать удобную дорогу, мне приходилось петлять, однако в целом я так и так продвигался в северном направлении. Я все еще находился на высоком плато между могучими горными кряжами, незримо возвышавшимися далеко к востоку и западу, но по мере моего продвижения плато ощутимо понижалось. С каждым днем пути я спускался все ниже, оставляя наполненные прохладой горы позади. Уже почти наступило лето, и если днем временами становилось жарковато, зато я не мерз мягкими теплыми ночами. Последнее обстоятельство оказалось очень важным, ибо в этой глуши совершенно не имелось постоялых дворов, а деревни, куда можно было бы напроситься на ночлег, располагались так далеко друг от друга, что за один день покрыть это расстояние было просто невозможно. Большую часть ночей я спал на открытом воздухе и отовсюду даже без своего кристалла отчетливо видел неподвижную, висевшую высоко над северным горизонтом Тлакпак, навстречу которой я упорно, снова и снова, направлялся с каждым рассветом.
У меня не возникало особых трудностей не только с ночлегом, но и с пропитанием: благодаря малой населенности, тот край изобиловал непуганым зверьем. Кролики и земляные белки бесстрашно таращились на меня из придорожной травы, птица-скороход, бывало, пристраивалась ко мне в попутчики, а ночами к моему костру запросто могли подойти любопытный броненосец или опоссум. Хотя я не захватил с собой охотничьего оружия, а макуауитль едва ли предназначен для охоты на мелкую дичь, но мне, как правило, не составляло труда одним взмахом меча обеспечить себя свежим мясом. Ну а разнообразить пищу позволяло множество Дикорастущих плодов.
Слово «отоми» — сокращенное название на редкость труднопроизносимого имени этого северного народа, обозначающего что-то вроде «люди, стрелы которых бьют птицу на лету», хотя, как мне кажется, с тех пор, как их главным занятием была охота, прошло очень много времени. Ныне отоми превратились в земледельцев, выращивающих маис, собирающих фрукты и плоды и добывающих сладкий сок кактусов магуэй. Их поля и сады невелики, но настолько плодородны, что отоми не только обеспечивают плодами себя, но и в избытке поставляют их на рынки Теночтитлана и других городов. Мы, мешикатль, прозвали их страну Атоктли, Плодородный Край, однако о самих ее жителях придерживаемся весьма невысокого мнения. Знаете, как у нас подразделяется октли в зависимости от вкуса? «Лучший», «обычный» и «отоми».
Названия всех поселений этого народа выговорить почти невозможно. Взять хотя бы крупнейшую их деревню Н'т Тахи, которую ваши исследователи южных земель теперь называют Целлала. Я пытался расшифровать смысл многих этих названий, от которых запросто сломаешь язык, но ни в одном не смог усмотреть намека на пребывание там древних ацтеков. Правда, изредка в какой-нибудь деревушке находился престарелый знаток преданий, который, напрягая память, говорил, что да, невесть сколько вязанок лет назад, здесь вроде бы и вправду проходила или даже останавливалась на отдых орда каких-то бродяг. Но при этом все старцы в один голос повторяли:
— Они ничего не принесли с собой, когда появились, и ничего не оставили, когда ушли.
Это обескураживало, но, в конце концов, я был прямым потомком этих бродяг и точно так же, как они, ничего не приносил с собой, когда появлялся. Правда, насчет второй части заявления у меня такой уверенности нет. Не исключено, что кое-что после моего странствия по стране отоми там все же осталось.
Мужчины отоми, как правило, низкорослые, приземистые и коренастые; подобно большинству земледельцев, онй отличаются нелюдимостью и грубым нравом. Тамошние женщины тоже невысоки ростом, но стройны и отмечены куда большей живостью нрава, чем их угрюмые мужья. Я бы сказал даже, что женщины отоми хороши выше колен, хотя понимаю, что подобный комплимент звучит странно. Поясню: у них выразительные лица, неплохо слепленные плечи, руки, грудь, запястья, бедра, ягодицы и ляжки, но вот с икрами — прямо беда. Они такие прямые и тощие, ну просто караул! Мало того, они еще и сужаются вниз, по направлению к крохотным ступням, придавая женщинам вид головастиков, балансирующих на хвостах.
Еще одна любопытная особенность отоми состоит в том, что они улучшают (как им кажется) свою внешность с помощью искусства, именующегося у них н'детаде, то есть окрашивают себя различными стойкими красителями. Зубы у них обычно красные или черные (день такие, день другие), а тела расписаны синими узорами. Причем краска не наносится кисточкой, а вкалывается под кожу острыми колючками, так что эти узоры сохраняются на всю жизнь. Процедура эта весьма болезненна, в связи с чем некоторые отоми ограничиваются лишь нанесением небольших рисунков на лоб или щеки, но многие, невзирая на боль, разукрашивают все тело, в результате чего выглядят так, будто на них налипла какая-то необычная голубая паутина гигантского паука.
