class="p1">На что любезный донельзя бывший вожак головорезов заверил в незамедлительном возврате всех бумаг (так и сказал – papers, а не documents, чем ещё раз подтвердил догадку мистера Симмонса) и поинтересовался, передавать ли с бумагами их незадачливого носителя, называющего себя капитаном Сте-тс-энко-у и агентом какой-то разведки.
Мистер Симмонс после совсем непродолжительного раздумья сообщил, что британская сторона отнюдь не настаивает на немедленном освобождении упомянутого капитана, поскольку заинтересована, чтобы Муселлах Мудафаа-и-Миллие в спокойной обстановке выяснила, не нанёс ли сей господин реальный ущерб безопасности государства.
А полковнику Оржиховскому сказал, когда обмен взаимными любезностями завершился и телефонные трубки легли на рычаги основного и параллельного аппаратов, что видеть этого – далее последовало общеизвестное, но редкостное в устах джентльмена выражение, – ни в резидентуре, ни вообще в Константинополе он не желает. А дела, если таковые возникнут, будут вестись с Абрамом Канторовичем, что и приятнее, и полезнее.
Тут полковник, конечно приняв это пожелание как рекомендацию к действию, всё же не удержался и высказал сомнение отнюдь не в полезности работы Абрама, но в приятности общения с ним.
На что мистер Симмонс резонно заметил, что русским – кстати, надо пригласить сюда графа Чернова, есть о чём с ним поговорить, – следует в некоторых вопросах брать пример с англичан, которые не считают евреев, равно как представителей иных народов, в чём-то превосходящими себя. А посему – готовы всемерно использовать их в своих интересах. Если оные представители будут знать своё место.
Через три дня после столь удачного и для нас, и для Муселлах Мудафаа-и-Миллие получения секретных английских документов в свете неизбежного, хотя и не определённого пока ещё по срокам, столкновения «национально-освободительной» армии Мустафы Кемаля – ещё неофициально Ататюрка, – с войсками Великобритании, в помещении Высшего монархического союза произошёл серьёзный разговор.
Оба руководителя ВМС, Алексей Андреевич Чернов и Борис Петрович Орлов, проводили со всею серьёзностью воспитательную беседу с Михаилом Стеценко, умытым, бритым и стараниями Канторовича прилично одетым. Хотя не слишком презентабельным: следы полицейского воспитания ещё хорошо различимы были на его физиономии. Прочие места под одеждой не просматривались, хотя при желании об их существовании несложно было догадаться по сдержанным гримасам, сопровождавшим все телодвижения капитана.
Но их сиятельства подобного желания, похоже, не испытывали и говорили безо всякого снисхождения, хотя конечно же в своей манере. Так что Алексей Андреевич не орал и не стучал кулаком по столу или по чему-то ещё, а произносил с ледяной учтивостью:
– Англичане крайне – повторяю, крайне – недовольны провалом вашей, мягко говоря, миссии.
– Они мне уже высказали, – печально подтвердил капитан.
– Мы не знаем, что именно они сказали. – Чернов на самом деле это знал, разве что помимо мелких деталей, но не счёл нужным это сообщать, нарушая канву воспитательной беседы. – Но то, что их настоящие секретные документы оказались в чужих руках, возмутительно и не имеет оправданий!
Но Стеценко вовсе не считал это ни возмутительным, ни не имеющим оправданий. Он так и заявил:
– Большевики ни шиша не получили. А турки – Симмонс же сам говорил, что эти материалы или не важны для них, либо же всё скоро узнали бы из других источников.
– Одно дело – специально предупреждённый и лояльный отдел Муселлах Мудафаа-и-Миллие, – Чернов, говоря о лояльности охранки, выдавал желаемое за действительное, но едва ли воспитуемый мог бы это опровергнуть. – А другое – едва управляемая и совершенно не приученная к работе в дипломатическом поле полиция.
Стеценко невольно потрогал особо впечатляющую ссадину на скуле и прошептал с досадой:
– Вот уж точно… Не приученная.
– Дипломатического скандала, скорее всего, не будет. – Борис Петрович Орлов трезво оценивал ситуацию. – Но это же такая утечка секретов дружественной державы!
– Да это всё через пару-тройку недель забудется напрочь, – Стеценко тоже трезво оценивал некоторые аспекты, но только в меру своего знания ситуации. – Да, какой-то полицейский ляпнул что-то репортёрам. Ну и что? Да они и прочесть наверняка не смогли, по их газетенкам видно, что и названия бумаг толком не просекли!
– Увы, могли и прочесть, и неровён час – скопировать что-то. Никто не может сказать точно, сколько глаз и сколько рук, и каких, имели доступ к документам за время до их возвращения.
Но капитан всё не оставлял попыток самооправдания:
– Я не настолько знаю английский, чтобы сказать точно, насколько эти бумаги такие уж ценные и долгоиграющие. И вообще планировалось же всё совсем по-другому, да тут влезла эта дубоголовая полиция. А я по-турецки не смог толком объясниться. Да и не мог сразу разобраться, когда дело идёт по нашему плану, а когда – кривым боком!
– Полиция везде одинаковая, а вот вы оказались не на высоте. – Бориса Петровича явно рассердили стеценковские оправдания. И он продолжил, как приговорил: – Уверен: поручили бы передачу документов другому офицеру – не произошёл бы такой провал. Даже если бы замысел операции не осуществился.
– Да что офицеру! Ваш Абрамчик всё разыграл бы, как по нотам! – Его сиятельство Алексей Андреевич постарался уколоть побольнее.
– Ну, так давайте попробуем ему чего такое поручить, – немедленно огрызнулся капитан. – Его же соплеменники во всех представительствах сидят.
– Мельтешение и брожение умов, господа. – Борис Петрович сделал предостерегающий жест. И продолжил, обращаясь к Стеценко: – Вам, господин капитан, теперь в Константинополе будет сложно. Да и не нужно, пожалуй.
Михаил Лукич несколько преувеличенно понял смысл высказывания графа Орлова и воскликнул:
– Но я могу и хочу служить нашему праведному делу!
– Похвально. – Борис Петрович продолжил в доброжелательном тоне, словно ждал именно такой реакции: – Надеюсь, вы сможете это доказать делом.
И Чернов подхватил, несколько излишне самонадеянно трактуя причастность высших сил к совместному их с мистером Симмонсом решению:
– Вам сам Бог сейчас указует достойный путь. Вы готовы?
– Как в песне: «За Царя, за Родину и Веру».
Граф Орлов даже ладонь воздел, будто и впрямь опасаясь, что капитан контрразведки сейчас заведёт маршевую интерпретацию «Вещего Олега».
– Обойдёмся без вокала. Вы уж русский-то язык знаете? Вот и надеемся, голубчик, хоть в Крыму вы сможете разобраться, что к чему.
– Вы собираетесь меня послать в Крым? – Михаил Лукич готов был допустить, что неверно истолковал вовсе не двусмысленную фразу графа Орлова.
Но тот, будто уловив нотку недоверия, изрёк с некоей даже заботой:
– Обстоятельства благоприятствуют. И – не только вам.
Стеценко посмотрел на одного руководителя ВМС, затем на другого, как бы пытаясь угадать, насколько серьёзно недвусмысленно высказанное намерение, и осторожно сказал:
– Это весьма серьёзное предприятие. Здесь много нюансов…
Но Алексей Андреевич Чернов вовсе не собирался
