выслушивать ламентации капитана о каких-то там нюансах, а сообщил, давая понять, что и сам вопрос, и важные организационные детали его продуманы заранее:
– Мы предполагаем – и англичане, несмотря на крайнее, как было сказано, их недовольство вами, поддерживают, – что возвращаться вам следует вместе с Абрамом Канторовичем. Он будет полезен и нам, и британской стороне, а вы сможете им умело руководить. Кстати, они озаботятся и материальной стороной.
– Несколько, скажем так, неожиданное предложение… – Михаил Лукич намеренно употребил слово «предложение», а не весьма точно обрисовывающее ситуацию слово «решение». И продолжил, прощупывая, не сработает ли в выгодном для него плане гордость русских аристократов: – Англичане, наверное, настаивают? И небось ещё и французы? Кошелёк для нас, бедолаг, развязывают?
Но Борис Петрович только и изрёк с изрядной долей высокомерия:
– Высокая чистота наших устремлений допускает сотрудничество со, скажем так, не совсем благородными элементами. Но не с врагами, конечно. Франция – наш ближайший союзник. При некоторых, увы, досадных изгибах политики Клемансо и Пуанкаре, неизгладимых республиканцев.
А граф Чернов продолжил, почти что деловым тоном:
– Поспособствуют и они. Не столько вам, впрочем. Сейчас по линии Помгола в Крым прибывают миссии и от Антанты, и от американцев, и еврейских организаций, – скажем так, все изучают обстановку. Наверняка многие знают о Канторовиче, и Канторович знает многих нужных людей. Держите его при себе, из этого можно извлечь пользу для нашего дела.
Стеценко понял, что разговор уходит от самого главного, и торопливо сказал, едва Алексей Андреевич умолк, то ли закончив фразу, то ли делая паузу перед продолжением:
– Речь сейчас не об… этом человеке. Под правильным руководством он действительно кое-что может. Речь о другом. Вы предлагаете мне вернуться легально, под своим именем, – мол, хочу служить, способствовать и искупить, и не хочу никакой чужбины?
Чернов согласно кивнул.
– Формулировки скверные, но суть вы уловили.
– Да не поверят мне большевики! – капитан переводил взгляд с лица одного руководителя ВМС на другое, пытаясь уловить не сочувствие, но хоть понимание. – Не поверят, что я раскаялся, переродился и добровольно стану им служить, не щадя живота своего. С моим-то прошлым…
– Не переоценивайте себя, капитан, – с лёгким оттенком брезгливости выговорил Алексей Андреевич. – Пока что большевики привечают много более значительных, увы, персон. Не могу сказать, что из настоящих наших – люди глубоких убеждений честь на пайку, даже под сенью ливадийских кипарисов, не променяют, – но бывших видных участников Белого движения.
Стеценко попытался заставить себя подойти к решению – увы, решению! – вышестоящих персон конструктивно:
– Если заполучить правительственные гарантии… – Но тут же оборвал сам себя: – Но нет, и этого недостаточно. ЧК непременно станет меня выворачивать наизнанку.
– Возможно, – согласно кивнул Чернов, словно бы заранее предполагая такие сомнения капитана. – А вы, для убедительности, назовёте им фамилии нескольких человек, кто работает против советской власти, вполне достоверных людей, не сомневайтесь.
– Сдавать своих? – покрутил головою капитан.
Как будто ему не приходилось такого делать никогда. И не приходилось выпускать за взятку арестованных, а затем вновь бросать их в тюремный подвал, и вновь выпускать за мзду, но только ещё более солидную.
– И кто же это будет?
Чернов соизволил усмехнуться.
– Список ещё отрабатывается. Некоторые уже определены – например, Михаил Дионисий, «Временный правитель России», слыхали о таком? – и его ближайшие соратники.
– Да, естественно, слыхал, – с некоторым недоумением ответил Стеценко. – Но думал, что с Михаилом Дионисием, наоборот, сотрудничать надо, ведь он сейчас едва ли не главная монархическая сила в Крыму!
– Окститесь, капитан, – с неподдельным возмущением воскликнул граф Орлов. – Нам – сотрудничать?
– Михаил Дионисий, видите ли, сотрудничества не желает, – добавил Алексей Андреевич, – и изволит подчёркивать сие при каждом удобном случае.
– Он кощунственно объявил себя государем. – Орлов никак не мог успокоиться. – При живых-то представителях Императорской семьи!
– Так что давайте прорабатывать детали, – вернулся к делу Алексей Андреевич, – Канторович уже сообщил, что вступил в контакт с полномочным представителем их консульства и предполагается помощь в оформлении документов. Включая, полагаю, гарантии…
Отпуск недолгий и полезный
С возвращением всё прошло спокойно. Игоря Златина опять высадили в Одессе, а мы с обоими Василиями добрались до Евпатории – это была первая стоянка парохода в Крыму. Вторая была в Севастополе, но никаких особых дел там не предвиделось, а задерживаться просто так не полагалось. Да и что там делать, если единственный дорогой мне человек – далеко на юге?
Железная дорога от Евпатории до Симферополя функционировала исправно, так что в тот же день я сдал и документы, и оперативников Реденсу.
Почти на месяц я возвратился домой, благополучно доставив материалы от наших агентов, в том числе и от Канторовича, и документы, раздобытые в ходе контр-операций.
Станислав Францевич только что вернулся из Москвы: там в самый канун Нового года состоялось заседание Коллегии ВЧК. Никакими подробностями со мной он, естественно, делиться не собирался – где я, а где он и Коллегия. Но по нескольким его оговоркам, пока мы обсуждали, какие из привезённых мною документов скопировать для Крым ОЧК, какие отправить в Харьков, а какие прямо в Москву, – сложилось впечатление, что грядут, и скоро, в нашем ведомстве какие-то перемены.
Что конкретно грядёт, удалось выяснить через три дня, когда я прибыл на Лубянку и встретился и с Москвиным, и с Артузовым: привезённые документы касались и разведки, и контрразведки.
Особенно порадовали Москвина-Трилиссера свежие сводки по военному и военно-морскому присутствию англичан в Турции, неосмотрительно предоставленные «для провокации» Стеценко, и благополучно перефотографированные Оскаром Канторовичем. Ну и наши «птички» наклевали много интересного и полезного.
От самого Москвина и от его второго зама, Прокофьева, узнать о предстоящих переменах было весьма сложно. Они пару раз обмолвились, да и только – а настаивать не следовало – меня они знали слишком мало, да и кто я для них – рядовой сотрудник.
Другое дело Артур: сколько студенческой каши съели вместе, сколько дел в последующие годы совершили, и отношения у нас давным-давно сложились не как у начальника с подчинённым, а как у старинных друзей и коллег. Конечно же он рассказал мне о проекте постановления ВЦИК, которое предполагается принять в начале года. Там будет и переименование, поскольку на прежнюю аббревиатуру за первые, самые напряжённые, военные годы налипло слишком много крови и грязи, и уточнение функций, процессуальных норм и регламента, – а вне Постановления готовится очередная чистка наших рядов. Под лозунгом нашего председателя насчёт чистых рук, горячего сердца и холодного разума.
На Центральном почтамте в окошке «до востребования» меня ожидало письмо от Ниночки Лавровой.
