Вся эта огромная кавалькада медленно шествовала сквозь волны печального, угрюмого и безмолвного народа, с трудом сдерживаемого двумя цепочками часовых.
Стояло великолепное весеннее утро, одно из тех, какие бывают только в Южной Америке, степной катер, напоенный душистыми травами, шелестел в листве деревьев, навевая прохладу.
Сознавая опасность изъявления сочувствия к арестанту, безмолвная толпа тем не менее почтительно снимала шляпы, дождавшись, когда с ними поравняется дон Гусман, по-прежнему исполненный достоинства. Он шел со шляпой в руке, кланяясь с печальной и доброй улыбкой тем, кто не побоялся выказать ему свое участие.
Уже две трети пути остались позади, еще несколько минут, и дон Гусман ступит на порог трибунала. И вдруг несколько человек из толпы, видимо, слишком стесненные солдатами, рванулись вперед, оттеснив часовых. Возникла перебранка, послышались стенания, угрозы, толпа пришла в движение, подогреваемая южным темпераментом, и вскоре пустяковый инцидент принял характер массового бунта.
Дон Бернардо, встревоженный возникшим переполохом, быстро вернулся назад посмотреть, что случилось и прекратить беспорядок.
Однако толпы народа, прорвав цепочку солдат, устремились на проезжую часть улицы, солдаты и не заметили, как оказались обезоруженными. Короче, колонна была перерезана надвое.
Дон Бернардо мгновенно оценил опасность положения, с трудом протиснувшийся сквозь толпу, он добрался до Луко, все так же державшегося справа от дона Гусмана.
— Уф! — вздохнул полковник с облегчением, увидев его. — Сомкнитесь теснее. Боюсь, что нам придется силой прокладывать путь.
— Мы проложим его, не сомневайтесь, полковник, — ответил Луко с лукавой улыбкой. — Но, черт побери, это солнце! Оно слепит глаза!
И едва Луко произнес эти слова, как стоявший в двух шагах, опираясь на ружье, солдат схватил полковника за ногу, стащил с лошади и швырнул наземь. В ту же минуту Луко схватил лошадь под узду, между тем как дон Гусман проворно вскочил в седло полковника.
Все это произошло столь стремительно, что дон Бернардо, не успев опомниться, был штыком пригвожден к земле.
Между тем десять всадников взвода, сопровождавшего дона Гусмана, окружили его со всех сторон и поскакали во весь опор в самую гущу толпы.
Тогда случилось нечто невероятное. Плотная толпа с радостными возгласами расступилась, пропуская беглецов, а потом тотчас же снова сомкнулась, образовав прочную преграду на пути арьергардного отряда, тщетно пытавшегося ее прорвать.
Словно из-под земли появились какие-то люди, достаточно вооруженные для того, чтобы вступить в схватку с солдатами и тем самым дать беглецам надежно укрыться.
Через некоторое время, словно по волшебству, эти плотные людские заслоны мгновенно исчезли, так что опамятовавшимся наконец солдатам не с кем было бороться.
Этот эпизод мог бы показаться неправдоподобным, если бы не два неоспоримые свидетельства, а именно: дин Гусман был действительно весьма ловко похищен, а полковник Педроза и шестеро его верных солдат остались лежать на улице в крови.
Тем временем дон Гусман и его товарищи сели в ожидавшую их лодку и вскоре оказались на французском судне. Когда же погоня достигла берега, шхуна была уже далеко.
На шхуне дона Гусмана ждала жена. Они направлялись в Веракрус.
Выше мы уже рассказали о решении, принятом доном Гусманом, и о том, как он его исполнил.
Чтобы обеспечить себе успех в поисках сына и беспрепятственно вернуться в Мексику, дон Гусман принял имя дон Педро де Луна, на которое, впрочем, он имел право и которым мы будем продолжать его называть. Он надеялся таким образом избежать преследований со стороны дона Леонсио, который, судя по всему, не ограничится похищением племянника. Рассчеты дона Гусмана были справедливы или по крайней мере казались таковыми. Никогда после отъезда из Буэнос-Айреса он не слыхал ничего о доне Леонсио и даже не знал, жив ли он еще.
Через пять лет после переезда в асиенду Лас-Нориас но вое несчастье свалилось на голову бедного изгнанника. Донна Антония, так и не оправившаяся от потрясения, скончалась у него на руках, разрешившись дочерью.
Дочь эта была та самая очаровательная девушка по имени Гермоза.
Убитый горем дон Педро всю свою любовь сосредоточил на этом восхитительном создании, единственном существе, ради которого он жил. Казалось бы, все предвещало ей безмятежное счастье, однако смерть матери круто изменила ее судьбу.
Из всех последовавших за доном Гусманом в изгнание здравствует единственный человек, все остальные один за другим сошли в могилу.
Мануэле, жене Луко, посвященной во все перипетии горестной судьбы ее господина, было поручено воспитание девушки.
В то время, когда начинается наш рассказ, которому все, о чем было поведано раньше, является как бы прологом, Гермозе исполнилось шестнадцать лет. Следовательно, после событий, описанных в этой книге, минуло целых двадцать лет.
Те из наших читателей, которых заинтересовал этот рассказ, узнают его развязку в «КАМЕННОМ СЕРДЦЕ».
Теокали — мексиканский храм.
Выражение, употребляемое для обозначения потомков древних завоевателей, кровь которых всегда оставалась без примеси.
Мильта — по-апачски значит стрела
