у него и раньше была красы несказанной, а на восьмом месяце своей первой чреватости вовсе расцвела сияющей розой. А еще она была умная, как в девятнадцать лет мало кто бывает, да и в зрелом возрасте, может, один человек на тысячу. Всеволод жену очень сильно любил, она его тоже.
– Что у вас тут? – спросила Мария Шварновна.
– Успокойся, – велел Всеволод рязанской княгине. – Придумали мы, как твоим братьям жизнь спасти.
Рассказал про византийскую науку и прибавил:
– Объясни ты им, д-дуракам. Лучше быть без глаз, но живыми. На что мертвецу глаза? Он все равно ничего не видит.
Но Ефросинья тоже была дура. Заголосила, заметалась, потом повалилась Всеволоду в ноги, стала просить смилосердиться.
А тут еще дружинник в дверь сунулся. Сказал: выборные-де боле ждать не захотели, к народу ушли.
Времени больше не осталось, а что делать, Всеволод не знал.
Но подошла-подплыла к нему павушкой Мария Шварновна, наклонилась, обдала ландышевым духом, пошептала на ухо, и просветлел государь лицом.
* * *
Зычный голос княжьего глашатая дорокотал над колышущейся площадью и умолк. Народ загудел, обсуждая услышанное. Но когда ворота внутреннего двора со скрипом отворились, стало тихо.
Сначала послышался громкий вой. На коне выехала женщина в черном. Лицо ее было закрыто ладонями, из-под них несся горький плач, тонкий голос выкрикивал: «Братья мои любезные, братья мои болезные! Ах оченьки ваши ясные повырваны! Ах жизни ваши младые погублены!»
«Сестра, сестра, Ефросинья», – зашептались в толпе. Многие привстали на цыпки, чтоб лучше видеть.
Потом выкатилась простая телега, окруженная понурыми слугами. На соломе, обняв друг друга за плечи, сидели некогда гордые, а ныне поверженные и увечные Ростиславичи. У обоих верх лица замотан тряпкой, на ней два кровавых пятна. Который из них Мстислав, а который Ярополк было не разобрать – и тот, и другой русоволосые, русобородые. Братья уныло и смиренно пели кондак Иова Многострадального: «Яко истинен и праведен, богочестив и непорочен…».
Народ расступился. Люди вели себя по-разному. Жестокосердные кричали глумливое, набожные крестились, жалостливые качали головами.
Прокатился гомон: «Князь, князь!»
В верхнем жилье терема распахнулось окно. Всеволод Юрьевич стоял в багровом плаще, величественный, сложив на груди руки. Глядел вдаль. Сразу видно – государь. На площади многие снимали шапки, кланялись.
За городом, на высоком берегу Клязьмы, Ефросинья остановила коня. Оглянулась на белые стены, на золотые купола, плюнула.
– Чтоб тебе сгинуть, поганое градище! – И братьям: – Хватит нуду тянуть, нет никого!
Те петь перестали, сдернули повязки. Глаза у обоих были целехоньки.
Тоже обернулись на заветный град, поманивший, да не давшийся.
– Ты крестное целование блюсти будешь? – спросил Мстислав. – Я – нет. Съезжу на богомолье в Лавру, Бог простит.
Ярополк ответил:
– А я когда крест целовал, за спиной кукиш держал. Что это за целование, с кукишем?
Огляделся вокруг. Ярополк был к красоте чувствителен, а после слепой повязки божий мир показался ему еще дивнокрасней.
– Ох, лепота, брате! Ох, чудо!
– Чудо будет после, когда мы с тобой Господним Промыслом прозреем, – ответил тугой на умиление Мстислав. – На всю Русь славны станем. Эй, коня мне!
Изложенная в Новгородской летописи история о чудесном прозрении якобы ослепленных Ростиславичей – один из самых занятных эпизодов древнерусской истории, побуждающий относиться к великому князю Всеволоду с симпатией. Нет, жестоким этот государь не был.
Его любимая жена Мария Шварновна, родом то ли «чехиня», то ли «ясыня» (историки до сих пор об этом спорят) осталась в памяти потомков как женщина мудрая и благочестивая, покровительница книжников. Впоследствии она была канонизирована церковью. Мария родила двенадцать детей и оставила им замечательное «Наставление» – редкий образчик древнерусского женского слова: «Имейте всегда тихость и кроткость, и смирение, и любовь, и милость. Алчныя и гладныя насыщайте и напояйте, нагия одевайте и больные посещайте, в чистоте себя соблюдайте, милостыню всегда творите… не мините всякого человека, не привечявше. Межи же собою имейте любовь, и Бог в вас будет».
Можно прочитать биографию «Всеволод Большое Гнездо» А. Карпова. Могу также порекомендовать статью А. Кузнецова «О происхождении даты “Прозрения” Мстислава и Ярополка Ростиславичей в русском летописании» и, того же автора, «Жена Всеволода Большое Гнездо: ясское или чешское происхождение?»
Есть много объективных причин, по которым погибла Древняя Русь: разрушение экономической базы, распад единого государства, распри князей, мощное нашествие с востока. Всё это так. Но если искать исторического «стрелочника» – человека, который непосредственно вызвал, можно даже сказать, спровоцировал национальную катастрофу, во всяком случае ее ускорил, мы выйдем на Мстислава Мстиславовича Удатного. Он из тех деятелей, кто убыстрил ход истории – и весьма трагическим образом. Считать его великим или даже выдающимся персонажем оснований нет, но след, оставленный им в русской истории, эпохален.
Как и положено роковому мужчине, Мстислав был молодец хоть куда – бравый, отважный и харизматичный, настоящий герой. Историк Н. Костомаров даже пишет, что «это был лучший человек своего времени». Время, правда, было далеко не лучшее – Русь все больше и больше крошилась, и героями становились люди, для которых обстановка нарастающего хаоса была родной стихией.
Прозвище «удатный» переводят на современный язык двояко – как «удалой» и как «удачливый». Мстислав был и то, и другое: храбрец, которому необычайно везло – он в огне не горел и в воде не тонул.
Его отец, Мстислав Ростиславович, умерший в 1180 году на новгородском княжении, тоже был удалец, прозванный «Храбрым». Это был тот самый витязь, который в 1173 году оборонял от полчищ Боголюбского крепость Вышгород и одержал блистательную победу над многократно превосходящими силами противника.
Год рождения будущего Удатного (1176?) стоит в энциклопедиях под вопросом, потому что на Руси сына называли именем отца очень редко – если мальчик рождался после смерти родителя. Есть версия, что Мстислав Мстиславович был ребенком «посмертным», а значит появился на свет четырьмя годами позже. В любом случае он осиротел в очень раннем возрасте и потому поначалу владел уделом совсем захудалым. До тридцати с лишним лет мелкий князек прозябал в незаметности, правя маленьким Торопцом на Смоленщине. Участвовал в русских и половецких междоусобицах, но ни славы, ни особенных трофеев не приобрел.
Фигурой всерусского значения Мстислав стал только в 1210 году. В это время в Новгороде временно взяла верх партия, враждебная Всеволоду Большое Гнездо. Могущественный государь, несомненно, подавил бы мятеж, но тут к новгородцам на помощь прибыл торопецкий князь, напомнив им
