Отворилась дверь, и на пороге появился управляющий.
— Милорд, к западным воротам приближаются всадники.
Баллиол с раздражением нахмурился.
— Кажется, я приказал вам самому заняться гостями, Пьер. Не обязательно докладывать мне о каждом прибывающем. Я увижу их всех нынче вечером.
— Прошу прощения, милорд. Эти люди — не гости. На их накидках виден герб короля.
Баллиол выпрямился, и его изрытое оспинами лицо осветилось радостным предвкушением. Он направился к дверям, рукавом мантии задев одно из писем. Медленно кружась, оно слетело на пол, и пятно алого воска на нем издалека походило на кровь.
Выйдя во двор, Баллиол быстро зашагал к западным воротам, не отвечая на почтительные поклоны своих людей. Впереди, в проеме арки, уже виднелись приближающиеся всадники. Из-под копыт их коней клубами поднималась пыль. Приставив ладонь козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от слепящего солнца, он вперил взор в баннер,[32] поднятый над группой всадников. На нем сверкали золотом геральдические королевские лилии. Баллиол застыл в ожидании, и на губах его играла напряженная улыбка. Всадники въехали во двор.
Возглавлял их Жан де Реймс. Рыцарь короля растерялся, увидев, что Баллиол лично вышел встречать его.
— Сэр Джон. — Жан спрыгнул с седла, а вот его спутники не стали спешиваться. Накидка рыцаря была покрыта пятнами лошадиного пота. — Я привез вам известия от…
— Наконец-то! — Баллиол не дал ему договорить. — Я ждал вас целую вечность!
— Давайте побеседуем внутри, — предложил Жан, глядя поверх плеча Баллиола на слуг, развешивавших флаги над дверями главного зала.
— Сначала скажите, когда король Филипп пришлет мне своих людей. Я уже устал ждать.
Жан заколебался, но потом все-таки заговорил.
Баллиол хранил молчание, пока тот рассказывал ему о битве под Кортрейком, в которой сложили головы более тысячи французских рыцарей. Из уст Жана, побледневшего от ярости, он узнал о волне гнева и возмущения, поднявшейся при дворе, и о мести, к которой теперь придется прибегнуть Филиппу. Наконец, Жан сообщил ему, что король призывает под свои знамена всех французов, способных носить оружие, а когда армия будет собрана, Филипп лично поведет ее во Фландрию, чтобы сурово покарать мятежников.
— Вы должны понять, сэр Джон, мой король более не может споспешествовать вашему возвращению в Шотландию. Во всяком случае, не тогда, когда фламандские крестьяне попирают ногами тела наших благородных товарищей, расхищая их шпоры и оружие, а вороны клюют их плоть. Он должен заставить Фландрию покориться его власти.
— Все готово. — Баллиол махнул рукой в сторону зала. — Сегодня вечером ко мне присоединятся все мои вассалы. Мои соотечественники в Шотландии подготовили почву для моего возвращения. Сейчас самое время сделать решительный ход!
— Боюсь, любой ход вам придется делать самому, не рассчитывая более на поддержку моего господина. Он просил меня передать вам свои глубочайшие сожаления. — Жан повернулся было к своему коню, но потом оглянулся. — Быть может, со временем, когда Фландрия покорится… — Он умолк, и собственные слова показались неубедительными даже ему самому.
— Будьте вы прокляты! Вы же сами пришли ко мне! — Видя, что Жан поднялся в седло, Баллиол сменил тон, и голос его зазвучал жалобно и умоляюще. — Умоляю, давайте побеседуем спокойно. Наверняка король может еще что-либо сделать. Выделить мне людей! Что угодно!
— Мне очень жаль.
— Подождите! — крикнул Баллиол, когда Жан и его спутники дали шпоры своим коням и помчались под арку. — Это же конец моего королевства!
За его спиной, во дворе, в тоскливом недоумении столпились слуги и поварята, глядя, как бывший король Шотландии схватил пригоршню земли и швырнул ее вслед удаляющимся всадникам. Когда вокруг него заклубилась пыль, поднятая копытами их коней, Джон Баллиол повалился на колени.
Лохиндорб, Шотландия 1302 год
Джон Комин не отрывал взгляда от надвигающихся стен замка Лохиндорб. Крепость, силуэт которой чернел на фоне сумерек, вздымаясь над твердью скалистого острова, получила свое название от озера, воды которого окружали ее; в переводе с гэльского оно означало «неспокойные воды». Помнится, мальчишкой он смаковал это имя, наивно полагая, что оно добавляет несокрушимой мощи и без того неприступной твердыне, окутывая ее грозной силой и предупреждая врагов о том, что их ожидает, если они осмелятся явиться незваными. Но сейчас, похоже, древнее знамение обратилось против него самого, и черные воды угрожающе смыкались вокруг скал. Он подумал о своем плане и вздрогнул, ощутив дуновение легкого ветерка.
На стенах горели факелы, пламя которых отражалось от алых щитов, вывешенных между зубцами и бойницами. Над одной из башен развевалось отцовское знамя. Когда гребцы направили лодку вокруг острова, вдоль высоких стен крепости, до Комина долетел запах нечистот: в озеро выходили сливы из отхожих мест. На восточной оконечности острова в воду выдавался причал, где его ждали двое слуг в ливреях отцовских цветов. Они схватили веревку, брошенную им рулевым, и пришвартовали лодку к пирсу. Комин шагнул на доски настила, предоставив оруженосцам собирать его вещи и снаряжение. Когда он направился к арочному проходу в восточной стене, его догнал Дунгал Макдуалл.
На лице капитана плясали отблески факелов.
— Вы будете говорить с отцом сегодня вечером?
Комин покосился на него. Доверившись Макдуаллу, он тем не менее так до конца и не был уверен в том, что может полностью рассчитывать на его поддержку, потому что тот долгие годы оставался верным вассалом Джона Баллиола. Белый лев Галлоуэя, вышитый на накидке капитана, отчетливо выделялся в свете факелов.
— Я не могу откладывать разговор, — после небольшой паузы признался он. — Делегация пробудет во Франции совсем недолго. И я рассчитываю заручиться столь нужной мне поддержкой именно во время их отсутствия.
Макдуалл согласно кивнул, когда они прошли под поднятой решеткой ворот.
— Вашему отцу придется отойти в сторону. Но без его поддержки ваш план не сработает.
— Я и сам прекрасно это знаю, — проворчал Комин, хотя от слов капитана у него неприятно засосало под ложечкой. Всю дорогу домой из Селкиркского леса, где прошла ассамблея, он не мог думать ни о чем другом.
Когда он вошел во внутренний двор замка, его приветствовал управляющий отца. Степенный и величественный, служивший клану Рыжих Коминов вот уже несколько десятилетий, сегодня он был необычно оживлен, и даже шаги его казались несколько более поспешными, чем подобало бы его согбенной фигуре.
