самым суровым!
И все-таки мужики спасли дворянина. Помогли детям переодеться в одежду простолюдинов и спрятали их по своим избам, а помещика засунули в мешок, который погрузили на телеги с мякиной. Под видом этой самой мякины Приезжаева удалось спасти.
Постоянные попреки, боязнь расправы (настоящей, физической) делали жизнь крепостного, и без того сложную, просто невыносимой. В 1831 году императору Николаю I донесли о происшествии в Тамбовской губернии: там повесился крепостной Савельев. Незадолго до этого обнаружилось, что Савельев, назначенный лесником, оказался не самым внимательным исполнителем. В барском лесу кто-то беззастенчиво рубил лес, и когда хозяин это выяснил, то наказал крепостного слишком жестоко. От боли у лесника помутился рассудок, он предпочел удавиться, чем ждать новых наказаний. Император приказал расследовать все обстоятельства, и тогда вскрылось очень многое: помещик Зайцев был известен в губернии как пьяница, развратник и человек буйного нрава. Наказывать крепостных доставляло ему удовольствие. Последовала высочайшая резолюция – лишить чина и дворянского достоинства и отправить на военную службу. Возраст позволяет.
Император Николай I не единожды разбирался с делами, которые касались крепостных. В 1845 году ему представили доклад от графа Алексея Орлова о событиях в Твери. Там крепостная Марья Мамчуренкова жаловалась на «несоблюдение трудового договора»: помещик Фридрих отдал ее в услужение мелкопоместному дворянину Закоркину, под обещание через 5 лет дать вольную. Срок истек уже дважды, а Марью по-прежнему держали в качестве бесплатной прислуги, да с тремя маленькими детьми. Жаловаться Мамчуренкова пыталась, но от нее только отмахивались. А помещик Фридрих и вовсе уверял начальника тверского корпуса жандармов, что не давал крепостной никаких обещаний. Но после вмешательства государя тверскому дворянину пришлось пойти на попятный. Свобода Марье Мамчуренковой была куплена за счет Николая I. Помещик запросил 150 рублей, которые выделил император.
Яркий пример помещичьего самодурства – история владений князя Николая Петровича Оболенского. В конце XVIII века ему принадлежали владения в Храброве, которые соседствовали с угодьями другого дворянина. И так случалось, что во время выпаса коровы или козы нет-нет да и нарушали границу, ничем, к слову, не очерченную. Когда князю сообщили об этом, он дал волю гневу (а приходить в состояние ярости для него было вполне обычным явлением) и приказал «нарушителей» пригнать в собственные стойла и потребовать выкупа.
Соседские крестьяне быстро пришли на поклон к Оболенскому. Слезно просили войти в положение: скотина-то неграмотная, не всегда слушает приказы, а пастух в один момент отвлекся. Но князь был непреклонен и озвучил сумму, равную годовому оброку в тех местах.
Поплакав и кляня Оболенского, крестьяне собрали деньги. Коровы вернулись домой. Но бог шельму метит. И спустя несколько дней уже целое стадо князя Оболенского попало на иевлевскую землю. Не мешкая ни минуты, крепостные соседа загнали скотину к себе. И совершенно спокойно потребовали от Николая Петровича всю сумму назад. «Свои люди – сочтемся».
Гордец Оболенский с крестьянами вести беседу не стал, а вместо этого написал их хозяину, помещику Дмитрию Александровичу – приказывайте, дескать, своим холопам, чтобы чужую собственность возвернули. Недолго думая, помещик отозвался не менее почтительно: он, разумеется, безмерно уважает князя, но в дела своих крестьян обычно не суется. И если господин Оболенский завел привычку выкупать скотину из-за таких мелких происшествий, он не смеет возражать.
Переписка длилась долго, но Оболенскому не удалось настоять на своем. А слава заносчивого и надменного самодура надолго прикрепилась к пожилому князю.
Княгиня Александра Вяземская своим эксцентричным поведением тоже заставляла дворню побегать лишний раз. По дому она предпочитала передвигаться по белым простыням. Прежде чем барыня делала хотя бы шаг от постели до туалетного столика, следовало расстелить простыню, да непременно свежую и без единого пятнышка. Когда пожилая дама садилась в кресло, и оно должно было оказаться накрытым. Прикасаться к себе горничным княгиня позволяла только в белых перчатках.
Александра Вяземская была до крайности брезглива. Из-за церемоний с простынями и надобности постоянно надевать перчатки (ведь если барыня заметила, что они в неидеальном состоянии, следовало тут же снять и заменить на чистые) даже одевалась она по два часа. А когда ей подавали чай или обед, то лакей не должен был прикасаться к посуде или подносу: только через салфетку.
Еще сложнее приходилось сопровождающим княгиню в карете. В небольшом закрытом пространстве юбки Вяземской занимали много места, но горничная не имела права соприкасаться с ними даже своим платьем, не говоря уже о ступне или руке. За это Александра Александровна могла долго бранить нерадивую служанку. Так продолжалось вплоть до смерти княгини в 1860 году.
Глава 22
А что было до?
На смертном одре владелец земель давал последние распоряжения: кому достанется его имущество, как поступить с холопами. Некоторых могли отпустить на свободу. Афанасий Белеутов, например, освободил мальчика Никифора, рожденного работницей Анной. И дело это происходило не в XVIII веке, а тремястами годами раньше, в 1472-м.
«Началом» крепостного права (именно так, в кавычках, поскольку этот вопрос до сих пор вызывает множество дискуссий!) принято считать Соборное уложение царя Алексея Михайловича, созданное в 1649 году. Но несвободные люди, зависимые от землевладельцев, существовали намного раньше. Они не назывались крепостными. В духовных грамотах, как у Белеутова, значились по-другому – холопами. Это сословие тоже считалось бесправным.
У холопства история древняя, из средневековой Руси. Еще в Русской Правде, где описаны законы начиная с 1016 года, слово «холоп» встречается часто. Подробно рассказывается, как быть, если кто-то покалечил или убил чужого холопа. За это смерть не полагалась. Холоп – собственность, поэтому его потеря каралась штрафом. Но вот убийство собственного холопа оставалось ненаказуемым. Господин волен был обращаться со своей вещью так, как ему хотелось. И хотя историки не называют холопов рабами, у этой формы зависимости немало общего именно с рабством.
Взять хотя бы причины, по которым попадали в холопы. Поначалу основных было две – личное пожелание (бывало и такое) и плен. Во время междоусобных войн на Руси победившая сторона нередко обращала проигравших в пленников и рабов. Новгородцы в 1169 году обратили в бегство суздальцев, а тех, кого настигли, вскоре продали. В точности как продавали рабов где-нибудь в Риме или на американском Юге. Со временем процент пленников среди общего числа холопов стал крайне незначительным. Хотя и в XVI веке вполне допускали такой способ попадания к кому-то на службу. В 1588 году на этот счет было сделано уточнение: «Невольники вперед не мают быти с инъших причин – одно полоненики, а иншая челядь невольная и те ж дети потомки полонеников мают быть осаживаны на землях и розумены бытьи за отчинов». А когда Иван Грозный в 1552 году взял Казань, то «живых бесчисленно пленяху». Правда, когда в плен попадали знатные люди, перед ними открывались совсем другие перспективы, нежели для рядовых горожан или крестьян. Им давали возможность высказать добровольное пожелание пойти на службу
