Осужденный не ответил. Клятва кровного родства сорокопутов заставляла его молчать.
– Второй вопрос: какой князь правит вами?
Разбойник по-прежнему молчал.
– Наконец, третий и последний вопрос. Отведешь ли ты меня в тайное убежище своего клана?
Человек поднял глаза и сплюнул. Желтая слюна разлетелась по камням. Тан кивнул, и стражник, стоявший над коленопреклоненным пленным, взмахнул мечом.
Удар был точным, и голова казненного покатилась к подножию алтаря.
– В пирамиде будет одной головой больше, – тихо сказал Тан и кивком приказал подвести следующего пленного.
Он задал те же три вопроса и после того, как сорокопут вызывающе выругался, снова кивнул. На этот раз палач промахнулся, и тело забилось на земле с полуперерубленной шеей. Потребовалось еще три удара мечом, прежде чем голова покатилась на камни.
Тан отрубил двадцать три головы – я начал считать их, чтобы подавить в себе приступ жалости, ослаблявшей волю, – когда наконец первый из разбойников не выдержал. Он был еще молод, совсем мальчик. Высоким и звонким голосом выпалил ответы, прежде чем Тан успел задать свои три вопроса.
– Меня зовут Гуи, я кровный брат клана Басти Жестокого. Я знаю его тайное убежище и могу отвести тебя туда.
Тан улыбнулся с мрачным удовлетворением и жестом приказал отвести паренька в сторону.
– Позаботьтесь о нем, – предупредил он тюремщиков. – Теперь он воин синих и ваш товарищ по оружию.
После первого дезертирства разбойники начали сдаваться, хотя по-прежнему многие бросали вызов Тану. Одни проклинали его, другие вызывающе смеялись ему в лицо, пока не опускался меч, и смех замолкал с последним выдохом из перерубленной шеи, с которым показная смелость покидала тело.
Я вдруг с восхищением подумал о тех, кто после низкой и презренной жизни решил принять смерть с каким-то подобием чести. Они смеялись в лицо смерти. Я знал, что не способен на такое мужество. Если бы передо мной стоял подобный выбор, я бы поступил как слабейшие из них.
– Я член клана Ур, – признался один.
– Я из клана Маа-Эн-Тефа, князя западного берега Нила до самой Эль-Харги, – сказал другой.
Наконец у нас было достаточно осведомителей, чтобы найти дорогу в крепость каждого из оставшихся в живых разбойников. А куча непокорных голов у алтаря Беса доходила мне до плеч.
Мы с Таном долго раздумывали над тем, куда спрятать трех князей-разбойников, захваченных нами, и два десятка осведомителей, полученных из рядов осужденных сорокопутов.
Мы понимали, что влияние сорокопутов распространяется широко и глубоко в египетском обществе, и не посмели оставить пленников в Египте. Ни одну тюрьму нельзя считать безопасной, Ак Сет и его князья могли добраться до них и либо освободить подкупом или силой, либо заставить замолчать ядом или каким-нибудь другим малоприятным способом. Мы знали, что Ак Сет похож на осьминога со скрытой головой: его щупальца простираются до каждой ячейки нашего государства и пронизывают самую ткань нашей жизни.
Вот тут-то я и вспомнил о своем друге Тиамате, купце из Сафаги.
После битвы, уже не скрываясь, отряд стражи Синего Крокодила маршем прошел в порт на берегу Красного моря за половину того времени, которое понадобилось нам, чтобы добраться до Галлалы. Пленников погрузили на борт одного из торговых кораблей Тиамата, что ожидал нас в гавани, и его кормчий немедленно отплыл к Аравийскому побережью, где у купца был безопасный лагерь для рабов на маленьком островке Джез-Бакан вдали от берега. Островом этим управляли надсмотрщики. Воды вокруг острова кишели стаями свирепых голубых акул. Тиамат заверил нас, что всякий, кто попытается сбежать с острова, либо будет пойман зоркими надсмотрщиками, либо попадет в акулью пасть. Только одного из пленных не послали на остров. Это был Гуи из клана Басти Жестокого, тот самый молодой парнишка, первым не выдержавший угроз. Пока отряд шел к морю, Тан держал Гуи при себе и сумел обратить на него всю мощь своего личного обаяния. К концу похода тот стал преданным рабом Тана. Я не переставал удивляться дару Тана пробуждать верность и преданность в самых разных людях. Теперь я был уверен, что Гуи, так быстро склонивший голову перед угрозой казни, охотно отдаст свою жизнь за Тана.
Сначала Гуи подробно рассказал Тану все, что только мог вспомнить о клане, которому дал клятву кровного родства. Я тихо слушал его с кисточкой для письма наготове и записывал, а Тан задавал вопросы.
От Гуи мы узнали, что укрепленное убежище Басти Жестокого расположено в глубине ужасной пустыни Гебель-Ум-Дахари на вершине одной из столовых гор и со всех сторон его защищают отвесные склоны. Тайное неприступное убежище находилось не более чем в двух днях пути от восточного берега Нила и оживленных караванных путей, тянущихся вдоль реки. Это было великолепное гнездо хищника.
– На вершину горы идет только одна тропа, вырубленная в скале, подобно лестнице. По ней можно подниматься только по одному, – сказал Гуи.
– А нет ли другого пути на вершину? – спросил Тан, и Гуи ухмыльнулся, приложив палец к носу заговорщицким жестом.
– Есть и другой путь. Я часто пользовался им, когда убегал из клана повидаться со своей семьей. Басти убил бы меня, если бы узнал, что я отсутствовал. Это опасная, крутая тропа, однако около дюжины крепких мужчин смогут пройти там и удерживать верхнюю часть главной тропы, пока основные силы будут по ней подниматься. Я проведу тебя по ней, Ак Гор.
Я впервые услышал это имя. Ак Гор – брат великого бога Гора. Оно очень шло Тану. Разумеется, Гуи и остальные пленные не могли знать его настоящего имени. Они знали только одно: Тан, скорее всего, бог. Он выглядел как бог, и сражался как бог, и взывал к Гору в разгаре битвы, потому они и решили, что он – брат Гора.
Ак Гор! Несколько месяцев спустя весь Египет узнает это имя. Оно пронесется от холма к холму. Погонщики караванов разнесут его на своих устах по всем дорогам. Оно пройдет по всей реке на устах лодочников и распространится от города к городу, от царства к царству. Легенды будут сопровождать его, а рассказы о подвигах станут приукрашиваться и разрастаться до небывалых размеров.
Ак Гор – могущественный воин, появившийся ниоткуда, посланный братом Гором, чтобы продолжить вечную схватку со злом и победить Ак Сета, владыку сорокопутов.
Ак Гор! Всякий раз, когда люди Египта повторяли это имя, сердца их наполнялись надеждой.
Однако все это было в будущем, а пока мы сидели в саду Тиамата, купца из Сафаги. Один я понимал, как Тан горит желанием расправиться с Басти, как хочется ему повести своих людей в Гебель-Ум-Дахари и затравить разбойника, как дикого зверя. И желал он этого не только потому, что Басти был самым хищным и самым безжалостным из князей сорокопутов. У Тана были личные счеты с этим разбойником.
От меня Тан узнал, что Басти был тем самым орудием, с помощью которого Ак Сет погубил состояние Пианки, вельможи Харраба, отца Тана.
– Я могу провести тебя на вершину скал Гебель-Ум-Дахари, – обещал Гуи, – и предать Басти в твои руки.
Тан молча сидел в темноте, как бы вкушая это обещание. Мы слушали песню соловья, доносившуюся из глубины сада. Песня эта казалась совершенно чуждой тем яростным и отчаянным делам, которые мы обсуждали. Спустя некоторое время Тан вздохнул и отпустил Гуи.
– Ты вел себя хорошо, парень, – сказал он, – сдержи свое обещание, и ты увидишь, что я умею быть благодарным.
Гуи простерся ниц перед ним, как перед богом, а Тан раздраженно толкнул его ногой:
– Хватит этой чепухи. Ты свободен, уходи.
Неожиданное возведение в ранг бога смущало Тана. Его нельзя было обвинить в скромности или смирении, но он был очень практичным человеком и не питал ложных иллюзий по поводу собственного положения: никогда не надеялся стать фараоном или божеством и поэтому резко обрывал всякое проявление раболепия у тех, кто его окружал.
Как только Гуи ушел, он повернулся ко мне:
