– Что? Мое бильбоке?
– Сир, когда государю грозят величайшие опасности, верноподданный не может не быть в тревоге.
– Снова какие-то опасности! Побрал бы тебя, герцог, самый черный дьявол.
И при этих словах король удивительно ловко подхватил кончиком бильбоке шар из слоновой кости.
– Но вы, значит, не ведаете о том, что происходит? – спросил у него герцог.
– Может быть, и не ведаю, – сказал король.
– Вас окружают сейчас злейшие враги, сир.
– Кто же, например?
– Во-первых, герцогиня де Монпансье.
– Ах да, правда. Вчера она присутствовала на казни Сальседа.
– Как легко вы говорите об этом, ваше величество!
– Ну а мне-то что за дело до этого?
– Значит, вы об этом знали?
– Сам видишь, что знал, раз я тебе говорю.
– А что должен приехать господин де Майен, вы тоже знали?
– Со вчерашнего вечера.
– Значит, этот секрет… – протянул неприятно пораженный герцог.
– Разве от короля можно что-нибудь утаить, дорогой мой? – небрежно сказал Генрих.
– Но кто мог вам сообщить?
– Разве тебе не известно, что у нас, помазанников божьих, бывают откровения свыше?
– Или полиция.
– Это одно и то же.
– Ах, ваше величество имеете свою полицию и ничего мне об этом не говорите! – продолжал уязвленный д'Эпернон.
– Кто же, черт побери, обо мне позаботится, кроме меня самого?
– Вы меня обижаете, сир.
– У тебя есть рвение, дорогой мой Ла Валетт, и это большое достоинство, но ты медлителен, а это крупный недостаток. Вчера в четыре часа твоя новость была бы замечательной, но сегодня…
– Что же сегодня, сир?
– Она малость запоздала, признайся.
– Напротив, видимо, для нее еще слишком рано и вам не угодно меня выслушать, – сказал д'Эпернон.
– Мне? Да я уж битый час тебя слушаю.
– Как? Вам угрожают, на вас собираются напасть, вам ставят западни, а вы не беспокоитесь?
– А зачем? Ведь ты организовал мне охрану и еще вчера утверждал, что обеспечил мое бессмертие. Ты хмуришься? Почему? Разве твои Сорок пять возвратились в Гасконь или же они больше ничего не стоят? Может быть, эти господа – как мулы: испытываешь их – они так и пышут жаром, купишь – еле-еле плетутся.
– Хорошо, ваше величество сами увидите, что они такое.
– Буду очень рад. И скоро я это увижу?
– Может быть, раньше, чем думаете, сир.
– Ладно, не пугай!
– Увидите, увидите, сир. Кстати, когда вы едете за город?
– В лес?
– Да.
– В субботу.
– Значит, через три дня?
– Через три дня.
– Мне только этого и надо, сир.
Д'Эпернон поклонился королю и вышел.
В приемной он заметил, что позабыл отпустить г-на Пертинакса с его поста. Но г-н Пертинакс сам себя отпустил.
Теперь, если угодно читателю, мы последуем за двумя молодыми людьми, которых король, радуясь, что и у него есть маленькие секреты, отправил к своему посланцу Шико.
Едва вскочив в седло, Эрнотон и Сент-Малин чуть не придушили друг друга в воротах, ибо каждый из них старался не дать другому опередить себя.
Действительно, кони их, тесно прижавшиеся друг к другу, выступали рядом, и от этого колено одного всадника давило на колено другого.
Лицо Сент-Малина побагровело, щеки Эрнотона побледнели.
– Вы, сударь, причиняете мне боль! – закричал первый, как только они оказались за воротами. – Раздавить вы меня хотите, что ли?
– Вы тоже делаете мне больно, – ответил Эрнотон. – Только я-то не жалуюсь.
– Вы, кажется, вознамерились преподать мне урок?
– Ничего я не намерен вам преподать.
– Ах, вот как! – сказал Сент-Малин, понукая свою лошадь, чтобы разговаривать со своим спутником на еще более близком расстоянии. – Повторите то, что вы сейчас сказали.
– Для чего?
– Я вас не совсем понял.
– Вы хотите затеять ссору? – флегматично произнес Эрнотон. – Напрасное старание!
– А почему бы я стал искать с вами ссоры? Разве я вас знаю? – презрительно возразил Сент-Малин.
– Отлично знаете, сударь, – сказал Эрнотон. – Во-первых, потому, что там, откуда мы оба сюда явились, мой дом находится всего в двух лье от вашего, а меня, как человека древнего рода, все вокруг хорошо знают. Во-вторых, потому, что вы взбешены, видя меня в Париже, – вы ведь воображали, что вызвали вас одного. И наконец, потому, что король поручил мне хранить это письмо.
– Ладно, пусть так! – вскричал Сент-Малин, побледнев от ярости. – Согласен, что все это правда. Но из этого следует…
– Что именно?
– Что рядом с вами я чувствую себя плохо.
– Уходите, если вам угодно. Черт побери, не я стану вас задерживать.
– Вы делаете вид, что не понимаете.
– Напротив, милостивый государь, я вас отлично понимаю. Вам хотелось бы отнять у меня письмо и везти его самому. К сожалению, для этого пришлось бы меня убить.
– А может быть, этого-то мне и хочется!
– Хотеть и сделать – две разные вещи.
– Спустимся вместе к реке, и вы увидите, не одно ли и то же для меня – захотеть и сделать.
– Милостивый государь, когда король поручает мне везти письмо…
– Что же тогда?
– Тогда я доставлю его куда следует.
– Я силой отниму его у вас, хвастунишка!
– Вы, надеюсь, не вынудите меня размозжить вам череп, словно бешеной собаке?
– Вас?
– Конечно: у меня при себе пистолет, а у вас его нет.
– Ну, ты мне за это заплатишь! – сказал Сент-Малин, осаживая свою лошадь.
– Надеюсь, после того, как поручение будет выполнено.
– Каналья!
– Пока же, умоляю вас, сдерживайтесь, господин де Сент-Малин. Ибо мы имеем честь служить королю, а у народа, если он сбежится, услышав, как мы ссоримся, создастся очень худое мнение о королевских слугах. И кроме того, подумайте, как станут ликовать враги его величества, видя, что среди защитников престола царит вражда.
Сент-Малин рвал зубами свои перчатки. Из-под его оскаленных зубов текла кровь.
– Легче, сударь, легче, – сказал Эрнотон, – поберегите свои руки, им же придется держать шпагу, когда у нас с вами до этого дойдет.
– О, я сейчас подохну! – вскричал Сент-Малин.
– Тогда мне и делать ничего не придется, – заметил Эрнотон.
Трудно сказать, до чего довела бы Сент-Малина его все возрастающая ярость, но внезапно, переходя через Сент-Антуанскую улицу у Сен-Поля, Эрнотон увидел чьи-то носилки, вскрикнул от изумления и остановился, разглядывая женщину, чье лицо было полускрыто вуалью.
