Сергей Шведов - Золото императора

– Многие хотели и хотят войны, ганы. И это правильно. Война – это добыча. Война – это скот и красивые женщины. Война – это слава. Но никто не жаждет поражения и смерти. И это тоже правильно, ганы. Ибо позорная смерть – это забвение. А поражение гуннов – это обида для наших богов. Каган наконец осмелился бросить вызов готам – это хорошо. Но каган не спросил совета у наших мудрых старцев – это плохо. Он не спросил совета опытных беков – это плохо. Его советчиками стали люди молодые, люди чуждой гуннам крови, даже не угры или булгары, а венеды – это плохо. Если каган одержит победу – это хорошо. Для всех нас. И тогда мы все, и в первую очередь я сам, скажем – Баламбер поступил мудро, он лучший среди нас. Но если каган потерпит поражение, то это будет только его виной. Тяжкой виной. И тогда мы вправе будем спросить с него полной мерой. Но только тогда, а не раньше, мы вправе будем объявить всем окрестным племенам и родам – Баламбер худший среди нас, и он не должен быть каганом. Боги отвернулись от него, и люди обязаны последовать их примеру. Я, ган Эллак, сказал.

Все собравшиеся в шатре Эллака ганы дружно закивали. Каган вправе объявлять войну, но и лучшие мужи подвластных ему племен вправе спросить с Баламбера за поражение. И покарать его если не смертью, то изгнанием. Никто из простых смертных никогда не сможет оспорить то, что провозгласили мудрые боги. В том числе и Баламбер, ибо оплошавшему кагану нет места ни на небе, ни на земле.

– Можно ли считать поражение бека Буняка и темника Белорева под Таной поражением кагана Баламбера? – уточнил существенное ган Хулагу.

– Можно, – важно кивнул Эллак.

– Должны ли мы ждать, пока Баламбер погубит все наши тумены, или вправе возвысить свой голос раньше?

– Мы не будем ждать слишком долго, – покачал головой Эллак. – Сила гуннов не должна иссякнуть из-за глупости одного человека, как бы высоко он ни был вознесен.

– Я понял тебя, уважаемый ган, – склонил голову Хулагу. – Мы все будем готовы и к победе, и к поражению. Но сильные мужи должны уметь даже поражение превращать в победу.

– Хорошо сказал, ган, – поклонился сметливому Хулагу уважаемый Эллак. – Боги не оставят нас, пока в сердцах наших не угасла гуннская доблесть.

Бек Буняк, вознесенный волею кагана на огромную высоту, пребывал в некоторой растерянности. Одно дело пробуждать зависть и злобу в сердцах ганов хвастливыми речами и совсем другое – взять укрепленный город, в котором находится пятитысячный отряд хорошо вооруженных воинов, готовых стоять насмерть. В конце концов, Буняк хоть и снес голову Вульфиле, но убил-то его совсем другой человек. И скорее всего, именно к этому человеку перешла сила и удача, которой раньше владел готский колдун. Наверное, Буняку следовало рассказать об этом кагану Баламберу раньше, еще до того, как тот возложил на его плечи неподъемный груз. К сожалению, теперь уже поздно было оправдываться, оставалось только пить купленное в той же Тане вино и сверлить глазами княжича Белорева, который явился в шатер бека за указаниями. Под началом у Буняка было два тумена, один угорский, другой венедский. Угры были лучшими наездниками, чем венеды, зато последние превосходили их в стойкости. При штурме городских стен многое зависело именно от венедов, умевших сражаться не только на коне, но и пешими.

– Когда выступаем? – спросил Белорев у захмелевшего угра.

– Завтра, – процедил тот сквозь зубы.

– Это правильно, – кивнул ант, – чем раньше мы окажемся под стенами Таны, тем лучше.

– Ты что, торопишься умереть, княжич? – криво усмехнулся Буняк.

– Я собираюсь жить очень долго, бек, дольше, чем Герман Амал.

– Баламбер знает, какую участь готовят ему ганы в случае нашего поражения?

– Каган знает все, – твердо сказал ант. – Даже час нашей смерти, если мы с тобой не выполним приказ.

– Я не собираюсь бежать, княжич.

– Тем лучше, бек, – улыбнулся Белорев. – Но, тем не менее, хочу тебя предупредить, что каган предусмотрел все, в том числе и твою измену. К тебе ведь приходили люди Эллака?

У бека Буняка появилось горячее желание швырнуть чашу с вином в улыбающуюся рожу анта, но он сумел сдержать и свой гнев, и свою руку. Княжич Белорев успел заслужить среди степняков славу непревзойденного бойца, и Буняку не хотелось вступать с ним в драку. К тому же смерть анта ничего бы не изменила в его судьбе, зато добавила бы массу хлопот, коих у угра и без того хватало.

– У меня был ган Хулагу, – не стал отрицать Буняк.

– Который пообещал тебе мешок золота в обмен на предательство.

– Можно сказать и так, княжич, – криво усмехнулся бек. – Правда, я попросил два. И один из них готов предложить тебе.

– Я расцениваю твое предложение как шутку, Буняк, иначе мне пришлось бы убить тебя на месте.

– Ты мне угрожаешь? – удивился бек.

– Нет, предупреждаю. Каган приставил к тебе своих людей. Ты их не знаешь. Но именно они убьют тебя раньше, чем ты успеешь изготовиться к бегству. Мне очень жаль, бек Буняк, но тебе придется стать первым среди угров человеком, взявшим на щит укрепленный город. Слава о тебе будет греметь в веках.

– Издеваешься? – прямо спросил бек.

– Нет, – ответил ант. – Просто я уверен в победе.

– Ты безумен, княжич, – покачал головой Буняк.

– И это говорит человек, напавший с сотней головорезов на готский стан.

– А вдруг я солгал, чтобы подзадорить ганов?

– Нет, бек, в этот раз ты сказал правду. Я собственными ушами слышал рассказ о твоем налете от воеводы Валии. С тобою были патрикий Руфин и боярин Гвидон, у которых в стане готов были союзники. Эти союзники и позаботились о том, чтобы твои угры беспрепятственно приблизились к спящему стану.

– А зачем ты мне об этом рассказываешь? – насторожился Буняк.

– Догадайся сам, – криво усмехнулся ант.

Буняк соображал быстро, и в этом ему даже выпитое вино не было помехой. А ведь он поначалу вообразил, что каган Баламбер решил принести его в жертву. Более того, уже почти согласился помочь гану Эллаку свалить ненавистного Баламбера. Для этого требовалось всего ничего. Напасть с уграми на спящих венедов, а потом уйти на Дон, в Русколанию, словом, куда угодно, лишь бы не мозолить глаза новому кагану Эллаку, который обещал не преследовать гана. Конечно, при этом пострадало бы доброе имя Буняка, но зато голова сохранилась бы в целости и сохранности.

– Значит, мы возьмем город, княжич Белорев?

– Мы не просто захватим Тану, бек Буняк, мы еще отвлечем на себя основные силы Германа Амала, и вот тогда участь Готии будет решена.

– Каким образом? – удивился Буняк.