Ознакомительная версия.
— Как твое имя?
— Василий я, Вася.
Девушка вздернула подбородок, втянула ноздрями воздух, словно гостя обнюхивала, спросила:
— Зачем пришел, Васа?
— Клад искал, — честно сознался стрелец, решив, что он теперь и без золота счастье обретет. — Хотел доспех Ермака сыскать, который ваши шаманы где-то тут спрятали. А огнецвет меня к тебе отправил. И за это ему мой низкий поклон.
Васька, от своих же слов приободрившись, расплылся в улыбке. Девушка тоже улыбнулась, давая понять, что намек гостя ею понят.
— Ну а тебя как звать, красавица?
— Амп-ими, — отозвалась хозяйка.
— Амп-ими… Что значит твое имя? — спросил Василий, вспомнив, как Рожин что-то рассказывал про какую-то амп. — У вас же имена все по рекам, зверью да деревам даются?
Девушка снова втянула ноздрями воздух, с ответом помедлила, затем сказала:
— О том не думай, Васа. Я знаю, где доспех Ермак-урта.
Лис насторожился.
— Долгий путь ты, Васа, прошел, — продолжила Амп-ими, не сводя с гостя глаз. — И путь твой тут завершится. Оставайся со мной, люби меня, тогда и я, и доспех Ермак-урта твоими будут.
Стрелец опешил.
«Вот так чудеса! — пронеслось у него в голове. — И клад откроется, и остяцкая княжна сама в жены напрашивается! Кто ж от такого откажется?.. А ежели надоест или пакость какую балвохвальскую выкинет, так я волен сняться и идти куда глаза глядят!»
— Что молчишь, роша-урт? — спросила Амп-ими тихо, приблизившись к стрельцу еще на шаг, так что соски ее Ваське в грудь уперлись; дыхание у стрельца сбилось. — Разве ждет тебя кто, слезы по милому льет?
— Никто не ждет… — промямлил в ответ стрелец, а девушка уже тянулась к нему губами.
— Может, не нравлюсь? — выдохнула она Ваське прямо в губы.
— Да краше тебя и не встречал…
— Тогда люби меня!
Руки девушки обвили Василию шею, она прижалась к нему всем телом, так, что стрельца трясти начало. Больше терпеть он не мог, схватил ее за плечи и впился в податливые губы поцелуем. И поцелуй этот был долог, намного дольше того времени, которое понадобилось Амп-ими, чтобы развязать на шее стрельца шнурок и снять с него нательный крестик.
Счастье вошло в сердце Васьки Лиса и угнездилось там, как затяжная болезнь, держало крепко, не отпускало. Жизнь для бывшего стрельца превратилась в упоительную сказку, в которой хотелось оставаться вечно. Все у него было. Жена-красавица, ласковая и послушная. Рыба и дичь сама в силки шла, да и лося добыть было несложно. Избу крепкую Василий поставил, амбр и баньку, двор тыном обнес. Доспех великого Ермака с золоченым зерцалом в горнице в красном углу покоился. Васька иногда надевал его ради смеха. Только вот детей молодая жена ему не рожала, ну да это дело такое — может, позже пойдут.
Водки только Василию не хватало, а выпить порою бывшему стрельцу хотелось. Особенно по ночам, после жаркой любви, когда Амп-ими засыпала, свернувшись калачиком под медвежьей шкурой, а его сон бежал. Что-то смутно-тревожное шевелилось в душе Василия, теребило какую-то старую, давно зажившую рану. Вот тогда ему хотелось глотнуть горячительного, выйти на берег, сесть у воды и смотреть на звезды. Дать волю мыслям, и, быть может, тогда он смог бы понять, какая заноза в душе осталась.
И однажды, такой вот ночью, Лису смутно припомнилось, что когда он сюда явился, то имел при себе штоф. А штоф затем и нужен, чтоб в нем водку держать. Со свечой в руке Васька тщательно обследовал голбец. Свою торбу он обнаружил в дальнем углу под кучей кадушек, туесков, кусков лосиных и заячьих шкур. Запустив в сумку пятерню, Василий сразу же нащупал заветную склянку, извлек, обрадовался. Водки в штофе осталось на треть, зато родимая обещала быть вкусной, потому как имела прозрачность ключевой воды.
Василий, в предвкушении почти забытого хмельного удовольствия, залез под медвежью шкуру к жене, обнял ее одной рукой. Амп-ими тут же к нему повернулась, во сне лизнула мужа в щеку. Васька вынул зубами пробку и без промедления приложился губами к горлышку. И ничего не почувствовал. В склянке была не водка — вода.
А потом в его голове словно бочка с порохом взорвалась. Будто год он в темнице провел и вдруг на свет вышел. Ваське вспомнилось все: как они с Недолей переполох выливали, и штоф с оставшейся святой водой Игнат ему всучил, хранить велел. И то, как расспрашивал Рожина про собак, и толмач поведал про поклонение остяков северной Оби Амп-ими — женщине-собаке. И еще Васька вспомнил каждый прожитый с молодой женой день, и дней этих было так много, что он не мог их сосчитать. Лоб Василия покрылся холодным потом — Лис осознал, что за все время, проведенное с Амп-ими, ни разу не помолился, Господа не вспомнил.
В избе невыносимо воняло псиной. Леденея от ужасающей догадки, Василий осторожно стащил медвежью шкуру и скосил взгляд на жену. Амп-ими не было, вместо нее лежала огромная лайка-сука и во сне вылизывала горе-супругу щеку.
Ужас охватил бывшего стрельца. Стараясь не потерять присутствие духа и двигаться как можно тише, он выполз из-под шкуры, покинул избу, побежал к реке. На берегу перевел дыхание, допил остатки святой воды, задумался. Что-то нужно было делать, и немедленно. Решение Василий принял быстро. Прихватив топор, он отправился искать осину. Но осины поблизости не росли, так что когда он все-таки отыскал заветное дерево, выстругал кол и вернулся, начинало светать.
Зеленоглазая Амп-ими хлопотала во дворе у костра. Завидев мужа, доверчиво ему улыбнулась. В душу Васьки Лиса закрались сомнения. Может, ему все примерещилось? Может, все же водка в штофе была? Глотнул лишнего, вот с отвычки чертовщина и пригрезилась?.. Заткнутый за пояс осиновый кол он решил пока не доставать, повременить. Но рука потянулась к нательному крестику, тронуть и успокоиться, удостовериться, что Господь не оставил. А крестика-то и не было. Ваську бросило в пот. Он поднял на жену глаза.
— Что, муж мой любимый, потерял чего? — невозмутимо спросила Амп-ими, продолжая помешивать варево.
В котелке лениво булькал густой бульон, лопаясь огромными пузырями.
«Может, уха, а может, ведьмовской суп, которым она меня опаивает», — думал бывший стрелец, но при этом всем сердцем желал, чтобы его опасения оказались напрасны.
— Увидел мое второе лицо, — то ли спросила, то ли сделала вывод Амп-ими.
Василий стоял — ни жив ни мертв. Жена сама сознавалась в своем ведьмовстве. Горло у него пересохло, говорить он не мог.
— А что плохого я сделала тебе, Васа? — Амп-ими оставила варево и теперь пристально смотрела мужу в глаза, и зрачки ее начали пульсировать, словно в них металась дикая, дремучая сила, желавшая вырваться наружу; Василию сделалось еще страшнее. — Ты хотел доспех Ермак-урта, я дала его тебе! Ты хотел меня, я стала твоей! Ты хотел счастья, ты его получил! Я дала тебе все, а ты пришел меня убить?!
Ознакомительная версия.