полно драгунских разъездов, а всякого чужого человека встречают если не враждебно, то очень настороженно, опасаясь дать кров и пищу государеву преступнику, за что по доносу соседей можно и на виселицу попасть.
И пожалел, что заранее в казне атамана Ромашки не взял достаточного количества денег на дорогу.
– Делать теперь нечего, в угон за походным атаманом кидаться поздно, да и не с руки, имея при себе женку на сносях… Решено, как только чуть стемнеет, возвратимся на северный тракт вдоль Уреньской засечной черты и поскачем к Москве. – Михаил неторопливо отошел от старой березы, из-за которой рассматривал Уреньский городок, и пошел к дубу, где княжна Лукерья и ее служанка Дуняша подкреплялись домашней колбасой и ржаным хлебом.
Ехали бережно, сколь было возможно, и только по ночам, а с рассветом уходили с проезжего тракта, в глухом месте на дне оврага разводили бездымный костер, кипятили воду, скудно завтракали и ложились на подстилки поверх вороха опавших листьев и хвойных веток. Первыми отдыхали княжна Лукерья со служанкой, а затем и Михаил давал себе роздых, при этом женщины стерегли его сон надежнее надзирателей у двери государева ослушника, вздрагивая и хватаясь за пистоли при всяком близком вскрике боязливой сороки в кронах густого леса. Именно в эти часы бдения княжна Луша обучила свою подругу и служанку Дуняшу, как правильно заряжать пистоли, как стрелять, когда находились в особенно отдаленном от тракта месте.
– Путь неблизок у нас, подруженька, – говорила княжна Лукерья девице, приучая ее держать руку с оружием крепко и не закрывать глаза при стрельбе. – Может статься такой момент, когда и на тебя нацелят пистоль. И тут уже не до жмурок будет – кто проворнее окажется, тот и жить дальше будет.
– Страшно ведь – в человека стрелять придется, – волнуясь, говорила Дуняша, боязливо сжимая в пальцах холодную рукоять оружия.
– А разве те трое драгун в лесу очень походили на человека? Да их и надо было убить, как бешеных волков! – горячилась княжна Лукерья, и Дуняша тут же соглашалась с ней, вспомнив весь ею пережитый тогда ужас…
За провизией в поселения засечной черты Михаил заезжал, как правило, под вечер сам, сказывался гонцом на Москву от князя Борятинского в стрелецкий приказ, нескупо расплачивался с трактирщиками и спешно отъезжал, опасаясь всякого назойливого взгляда и дотошных расспросов о последних громких сражениях с разинцами, о которых он, Михаил, увы, не знал ровным счетом ничего и боялся быть пойманным на лжи…
Береглись, и все же… Это случилось у Пронска, когда Михаил, посетив трактир у окраины города, выехал на большую дорогу к месту, где его ожидали княжна Лукерья и Дуняша. Было сумрачно, тихо, небо постепенно затягивало ноябрьскими тучами, которые предвещали нудный и холодный дождь. Вот и поворот дороги ближе к берегу Оки. Михаил вскинул руку ко рту и трижды прострекотал, подражая сороке. Через пару минут из густых кустов орешника ему навстречу выехали княжна Лукерья и служанка. Луша обрадованно подняла руки вверх, давая знать Михаилу, что они приметили его и ждут, и почти в тот же миг за спиной Михаила по твердой накатанной дороге – а дождя в здешних краях уже с неделю как не случалось – часто застучали копыта галопом скачущего коня.
Рука сама метнулась к поясу, где всегда наготове пара заряженных пистолей и верная адамашка в ножнах, но приветливый окрик всадника в мундире драгунского ротмистра остановил порыв Михаила тут же пустить оружие в дело, благо от сторожевых застав города с караульными у будок они уже отъехали на добрую версту. Ветер дул всадникам в спину, и выстрела стражники не услышали бы.
«Черт нанес этого драгуна так некстати, – ругнулся про себя Михаил. – И один ли он? Вдруг следом еще кто из-за поворота объявится? Ну, да Бог с ним, – решил Михаил, – приглядимся, что за птица к нам прилетела, а потом…»
– Слава Господу! – прокричал ротмистр, приближаясь на порядочно уставшем коне, отчего Михаил сразу смекнул, что всадник гнал коня не только от Пронска, но и еще до города, не дав лошади отдохнуть на трактирном дворе как следует.
– Можно подумать, что вы специально за мной скакали, чуть не загнав коня до смерти, – тут же откликнулся Михаил, решив сразу взять инициативу разговора в свои руки. – Куда так спешим?
– Боялся не догнать тебя, стрелецкий сотник! Трактирщик Филька уведомил меня, что ты незадолго до моего приезда скупил харчи и торопишься к Рязани. И я туда же мчусь по ратному делу с известием от князя Борятинского к государю и царю Алексею Михайловичу. Ежели не возражаешь – поедем вместе, так будет бережливее от мужицких шаек, которые, по слухам, в здешних местах. – Всю эту речь драгун выпалил скороговоркой, нагнав Михаила. Ростом он был едва не в сажень, мундир новый, но изрядно попорчен дорожной грязью и пылью, лицо скуластое, черные острые глаза раскосые – примешалась в каком-то родовом колене азиатская кровь. И усы у драгуна ниспадают вниз на манер, как у татарского мурзы.
– Поедем, путь неблизок и небезопасен, тут ты прав, ротмистр, – согласился Михаил и приветливо кивнул головой негаданному попутчику: деваться было некуда, потому как в пятидесяти шагах по большаку перед ними замерли на обочине верхом на конях княжна Лукерья и Дуняша. – Хотя я не один, да от женщин какая в дороге помощь – одна обуза!
Драгун, который назвался князем Трофимом Квашниным, от удивления выкруглил продолговатые глаза, разглядывая княжну и ее служанку, не утерпел и тут же поинтересовался:
– Трактирщик Филька ни словом не обмолвился, что с тобой едут дамы! Кто они? Наверно, одна из них твоя супружница, да? – и глаза ротмистра снова стали острыми, с прищуром.
Лишь на секунду задержался с ответом Михаил, потом сказал первое, что пришло в голову:
– Нет среди дам моей супружницы, князь Трофим, я при них на службе. Одна из них родственница князя и воеводы Милославского, который сидел в Синбирской осаде. По его приказу сопровождаю их на Москву. Поначалу ехали в обозе полковника Бухвостова, который присоединился к войску воеводы Борятинского, а перед сражением с разинским скопищем поспешили дальше, чтобы не подвергать опасности вверенных мне дам. Славно, князь Трофим, что ты нагнал нас, вдвоем легче сбережем такую бесценную поклажу, – пошутил Михаил, а сам пытливо всматривался в лицо драгунского ротмистра, стараясь понять, наслышан тот о княжне Мышецкой от воеводы Борятинского и о ее нежданном отъезде из войска или имя это ему вовсе неведомо?
Ни один мускул не дрогнул на обветренном лице драгуна, когда
