Иринефер узнала Хабау, и на её губах появилась торжествующая улыбка. Хат-Шепест заметила её радость и спросила:
– Это он?
Та кивнула. Проходя мимо, Хабау увидел Иринефер на носилках и бросил на неё взгляд, полный удивления. Они уже поворачивали за угол, а Хабау всё оглядывался, не понимая, почему Иринефер, которую он считал своей жертвой, на богатых носилках приближается к его дому.
– Его ждёт немало открытий, – сказала Хат-Шепест.
Когда они прибыли к усадьбе Хабау, вся его семья вместе со слугами стояла на улице. Хат-Шепест прошла мимо них, не сказав ни слова. Иринефер опустила глаза, проходя мимо жены Хабау, а та прошипела ей вслед:
– Что, мерзавка, пришла выставить нас на улицу? Вещи-то хоть разрешишь забрать?
Иринефер повернулась было к ней, но Хат-Шепест потянула её за руку:
– Тебе нечего обсуждать с ними. Всё в Кемте принадлежит пер’о. На этой земле его имуществом распоряжается Нефер-Сехру, а значит, и я, его мать. Поэтому любая усадьба, любой дом, любой земельный надел и всё, что в них находится, могут быть переданы по моему слову кому угодно. Ты будешь жить здесь, если захочешь.
Они прошли дальше, а вслед Иринефер неслась ругань.
Некоторое время они ходили по дому Хабау, который, по сравнению с бедным жилищем Иринефер, был настоящим дворцом. Хат-Шепест осматривала его с пренебрежением, Иринефер – с восторгом.
«Неужели я теперь буду здесь жить?» – с недоверием спрашивала она у Ка, но тот безмолствовал.
– Всё лучше, чем твоя хижина, – сказала Хат-Шепест, когда они вышли.
– Да, намного лучше, – восторженно сказала Иринефер, и взгляд её упал на девочку лет пяти, которая сидела на земле, прислонившись к забору соседнего дома. Она решила, что девочка соседская и подошла к ней, желая познакомиться. Хат-Шепест молча проводила её взглядом.
– Я Иринефер, – она присела перед девочкой на корточки. – Я твоя новая соседка. А ты кто?
Девочка отвернулась.
– Ты в каком доме живёшь? – спросила Иринефер. – Кто твои родители?
Все дома в этом районе были довольно богатыми, и Иринефер было интересно, с кем теперь она будет соседствовать.
– Ты злая, – тихо и с обидой сказала девочка. – Ты пришла отобрать у нас дом, так говорит моя бабушка.
Иринефер отшатнулась.
– Ты внучка Хабау? – спросила она.
Девочка снова отвернулась и заплакала.
– Уходи, – сказала она, всхлипывая.
Всю дорогу назад Иринефер была погружена в беседу с Ка. Он никогда не говорил ей о детях и внуках Хабау. Образ коварного и похотливого старика никак не складывался в единое целое с беспомощными детьми. Когда она увидела, что Хабау настигнет кара, её сердце тихо радовалось, а возможность сменить свою тесную лачугу на богатые и просторные хоромы казалась каким-то чудесным вознаграждением за страдания. Но заглянув в глаза крохе, которая по её милости останется без крыши над головой, Иринефер почувствовала жалость и угрызения совести.
Сойдя с носилок у покосившегося домика Иринефер, слепленного из ила, Хат-Шепест сказала:
– Я распоряжусь, чтобы завтра сюда прислали носильщиков, которые перенесут вещи в твой новый дом. Пряжу и ткани я забираю прямо сейчас, мой помощник уже должен был расплатиться, – она посмотрела на Кафи, и та кивнула.
Кафи просто сияла от радости.
– Госпожа, – обратилась к Хат-Шепест Иринефер. – Позволь мне отблагодарить тебя за твою доброту. Я думаю, будет справедливо, если ты возьмёшь половину своей платы назад, – и она поклонилась, а Хат-Шепест удивлённо раскрыла глаза. – Кроме того, госпожа, позволь нам остаться в нашем доме. Хоть он и невелик и не так удобен, как дом Хабау, но это дом моего умершего мужа, а он никогда не стал бы жить в доме, который не построил…
– Не жить в доме, который не строил? – удивилась Хат-Шепест. – Странная причуда. Если бы моя семья следовала такому правилу, нам негде было бы жить, – она пристально посмотрела на Иринефер. – Ну что ж. Если ты считаешь, что вам будет лучше в этой лачуге, оставайтесь здесь.
Иринефер кивнула и продолжила:
– А на те десять дебенов, которые ты заплатила нам за пряжу…
– Двадцать дебенов, я не возьму их назад, – перебила Хат-Шепест.
Иринефер снова поклонилась.
– На эти деньги я найму людей, и они сделают из моего дома достойное жилище.
– Детей пожалела? – спросила Хат-Шепест, глядя в лицо Иринефер. Та промолчала.
– Видела я… – сказала Хат-Шепест. – Что ж, дело твоё, Иринефер. Я бы не стала никого жалеть, но, глядя на таких, как ты, я начинаю думать, что, может быть, кемтские боги ушли недалеко.
По её сигналу свита начала собираться в обратный путь.
– Позвольте хоть покормить вас в дорогу, – сказала Иринефер.
– До темноты мы будем в Хебену, – ответила Хат-Шепест. – Там и поужинаем. Если мы задержимся здесь, то ночь встретит нас в дороге.
Уже сидя на носилках, она сказала, обращаясь к Кафи:
– Ты, девочка, работай. В следующем месяце я пришлю к тебе слугу за новой пряжей, такой, как мы договорились. Надеюсь, ты успеешь.
Затем она посмотрела на Иринефер:
– А если я предложу вам перебраться в Хебену, ты поедешь? Подумай.
После этого она посмотрела на своего советника, который, как тень, повсюду был рядом с ней, и он, кивнув головой, привёл всю процессию в движение. Когда караван скрылся за поворотом, Кафи и Иринефер вернулись к себе. Возле дома они обнаружили осунувшегося Хеси, который рыскал по двору в поисках еды.
Сноски:
1 – Хабет – грех.
33. Унут. 13-10 дней до разлива. Поиски Шере
В первый день Хамерут и Аба-Анер сумели обойти только восемь чародеев. Колдуны хитрили, изворачивались и всячески пытались скрыть своих пленников. Из-за этого Хамерут лично проверял каждый закуток в их богатых усадьбах, по убранству и роскоши сравнимых с дворцами сепатов.
Аба-Анер с содроганием видел повсюду страдающих детей, в основном, мальчиков. Все они были едва живы, почти не двигались и не разговаривали, не реагируя даже на появление в их темницах незнакомых людей. Они совершенно смирились со своей участью и не пытались оказать ни малейшего сопротивления. Аба-Анер был возмущён. Он больше не срывался, не нападал на изуверов, убивающих детей, но каждый раз кулаки его сжимались, и он едва сдерживался.
– Почему мы не донесём на них властям, Хамерут? – спросил он у жреца на второй день, когда они выходили от очередного чародея.
– Мой наивный друг, – просипел Хамерут, – неужели ты думаешь, что от сепата можно скрыть такой размах? Разумеется, власти всё знают, и если позволяют этому беззаконию существовать, то не просто так. А меня это и вовсе не касается. Я служу богам, а не людям, – продолжил Хон. – Если что-то происходит в Кемте, то только по божественному промыслу. Зачем же я буду вставать на пути богов?
– Ты считаешь, что они творят все эти мерзости по попущению богов? – возмутился Аба-Анер. – Я не могу в это поверить. Скорее уж боги не знают, что это происходит.
Хамерут снисходительно посмотрел на молодого харапа.
– Джехути знает всё, что знаю я
