Оправившись от растерянности, вызванной внезапным появлением Тигровой Кошки, дон Педро холодно ответил:
— Вы, кажется, знаете меня лучше, чем я вас. Однако, если справедлива половина слышанного мною о вас, я должен предположить, что со мной вы поступите так же, как обычно поступаете со всеми несчастными, попадающими вам в руки.
Тигровая Кошка насмешливо улыбнулся.
— А вы боитесь?
— Лично я не боюсь, — презрительно ответил дон Педро.
— А эта девушка? — продолжал Тигровая Кошка, кивнув в сторону носилок.
Мексиканец вздрогнул, смертельная бледность покрыла его лицо.
— Вы не ведаете, что говорите. Даже ярость свирепых индейцев смягчается при виде слабой женщины.
— Но ведь городские жители считают меня свирепее краснокожих и даже хищных зверей, — сказал Тигровая Кошка опять с усмешкой.
— Достаточно, — надменно возразил дон Педро. — Если я, несмотря на серьезные предостережения, имел безрассудство отдаться в ваши руки, делайте со мною, что хотите, но избавьте меня от необходимости слушать ваши речи.
Тигровая Кошка нахмурился, с досадой ударил винтовкой по земле, пробормотав что-то невнятное, однако почти тотчас же лицо его приняло свое обычное бесстрастное выражение, и совершенно спокойным тоном он сказал:
— Помните, в самом начале нашего разговора, который вам так не нравится, кабальеро, я спросил вас, откуда вы это знаете?
— Ну что же? — спросил мексиканец, удивленный такой странной переменой в своем собеседнике.
— Я повторил эту фразу не затем, как вы, может быть, предполагаете, чтобы вас поддразнить, а просто, чтобы выслушать ваше откровенное мнение о себе.
— Я полагаю, что мое мнение вас мало интересует.
— Может быть, более, чем вы думаете, поэтому прошу вас, отвечайте.
Мексиканец с минуту молчал. Тигровая Кошка не сводил с него пытливого взгляда.
Что же касается охотника, который вопреки собственной воле согласился служить проводником дону Педро, то он с любопытством следил за происходящим. Прекрасно зная характер Тигровой Кошки, он ничего не понимал и только мысленно представлял себе трагедию, которой неизбежно кончится притворное его добродушие. Дон Педро же совсем иначе оценивал происходящее. Возможно, он ошибался, но ему слышалась искренность в голосе собеседника.
— Если вы непременно того желаете, — сказал он, — извольте, я отвечу вам откровенно. Я думаю, что сердце ваше не столь жестоко, как вы стараетесь показать, и что в душе вы испытываете от этого горечь, потому что, несмотря на гнусные поступки, в которых вас обвиняют, вы воздержались от многих жестоких злодеяний, несмотря на безжалостную свирепость, которую вам приписывают.
Тигровая Кошка сделал нетерпеливое движение.
— Не прерывайте меня, — живо продолжал мексиканец. — Я знаю, что поступаю опрометчиво, но вы требовали от меня откровенности. В большинстве случаев счастливая или несчастливая судьба человека зависит от него самого. И вам не удалось избежать общей участи. Обладая сильным характером, обуреваемый страстями, вы, вместо того чтобы стараться преодолеть их, отдались их воле и, падая и падая все ниже, достигли той степени, на которой теперь находитесь. Однако не все добрые чувства умерли в вас.
Презрительная улыбка мелькнула на губах старого разбойника.
— Не улыбайтесь, — продолжал мексиканец. — Вопрос, который вы мне задали, свидетельствует о том, что вы ненавидите общество, отвергнувшее вас, и вместе с тем хотите знать его мнение о вас. Почему? Я вам сейчас скажу. Потому что, быть может, вопреки вашей воле чувство справедливости, которым Господь наделил каждого человека, вызывает в вашей душе протест против всеобщего проклятия, тяготеющего над вашим именем. Вы стыдитесь самого себя. Человек, осознавший это, сколь бы порочен он ни был, близок к раскаянию. И заданный вами вопрос — это предвестник раскаяния.
Хотя дон Педро умолк, Тигровая Кошка как будто все еще прислушивался к его словам, но вдруг, гордо вскинув голову, обвел насмешливым взглядом окружавших его людей и залился сухим нервным смехом, который может быть уподоблен лишь смеху Гетевского Мефистофеля. Смех этот был неприятен мексиканцу, он понял, что дурные инстинкты партизана одержали верх над добрыми мыслями, которые на одно мгновение как будто шевельнулись в его душе. Через минуту лицо Тигровой Кошки снова обрело холодную суровость.
— Хорошо! — воскликнул он с показной веселостью, которая, однако, не обманула дона Педро. — Я ожидал нравоучений и вижу, что не ошибся. Но, рискуя упасть в вашем мнении, или, точнее, позволить вам уверовать в правильности ваших суждений обо мне, я хочу, чтобы вы вернулись в Лас-Нориас де Сен-Антонио, не только не потеряв ни единого волоска на голове, но еще и удостоившись моего хорошего приема. Такое мое решение вас удивляет, не правда ли? Вы этого не ожидали?
— Напротив, я именно это и предполагал.
— Вот как, — удивился разбойник. — А если я предложу вам гостеприимство в моем доме, вы не откажетесь?
— Почему же, если это предложение искренне?
— Даю вам слово, что ни вы, ни сопровождающие вас лица не должны ничего опасаться.
— Хорошо, — сказал дон Педро, — я следую за вами. Однако незнакомец, с возрастающим беспокойством следивший за беседой, бросился к мексиканцу и схватил его за руку.
— Остановитесь! Остановитесь! Не верьте притворной доброжелательности этого человека. Он готовит вам ловушку. В его словах таится коварство.
Тигровая Кошка выпрямился и, бросив на молодого человека презрительный взгляд, величественным тоном изрек:
— Ты бредишь, мальчик. Этому человеку не грозит никакая опасность. Я многим пренебрегаю на этом свете, но есть нечто, что я свято чту и в чем я никогда и никому не дал оснований усомниться. Это мое слово. Я дал его этому кабальеро. Пусти же нас. Девушка, которую ты спас от смерти, еще очень слаба, она нуждается в уходе, которого ты не в состоянии ей обеспечить.
Незнакомец вздрогнул. Мрачный огонь сверкнул в его голубых глазах, он уже собрался было что-то сказать, однако промолчал и, понурившись, с затаенным гневом в душе отошел в сторону.
— К тому же, — невозмутимо продолжал Тигровая Кошка, — при всей той силе, которой ты обладаешь в других частях пустыни, здесь, как ты знаешь, господствую я, и здесь моя воля — закон. Предоставь же мне действовать по собственному усмотрению и не прибегать к средствам, мне неприятным. Мне достаточно только подать знак, и твоя безмерная гордыня будет укрощена.
— Хорошо, — глухо отозвался молодой человек, — я знаю, что не в силах что-либо сделать, но обращайтесь осторожно с этими людьми. Они находятся под моим покровительством, и в случае чего я сумею за них отомстить.
