— Боже мой! Боже мой! — прошептал растерявшийся Арман. — Но я вас люблю до смерти, однако…
— Вам так кажется, по крайней мере…
— О! Чем прикажете доказать вам это? Говорите, приказывайте… Я все исполню.
— Друг мой, — ответила домино, — любовь доказывается только постоянством.
— Хорошо! Испытайте меня…
— Может быть…
И домино прибавила взволнованным голосом:
— Хотите вы видеть меня еще раз?
— Можете ли вы спрашивать меня об этом?
— А если бы я согласилась… вы будете мне повиноваться?
— Слепо.
— Вы употребили совершенно верное слово, — смеясь, сказала домино, — так как вы будете являться сюда только с завязанными глазами.
— Согласен на это от всего сердца.
— Затем, я никогда не сниму маски.
— О!
— Разве вы предпочитаете, чтобы я сняла ее сейчас; но в таком случае вы никогда уже меня не увидите?
— Пусть будет по-вашему, — согласился Арман.
— Итак, — продолжала домино, — вы не узнаете ни моего имени, ни места, где я живу, и никогда не увидите моего лица. На этих условиях я согласна принимать вас.
Арман не ответил, но прикоснулся губами к белому лбу домино, и ему показалось, что незнакомка вздрогнула.
Он долго стоял перед нею на коленях, нашептывая ей тот очаровательный вздор, который называется языком любви, и она слушала его, смеясь и извиняя тысячу вольностей. Но вдруг часы в будуаре пробили три часа утра.
— Вставайте, — приказала незнакомка, — пора расстаться.
— Уже? — прошептал Арман с сожалением, как Ромео, прощающийся с Джульеттой при первых лучах восходящего солнца.
— Так нужно, — сказала она, — но мы скоро опять увидимся.
— Когда? В котором часу? — спросил Арман. Незнакомка, казалось, соображала.
— Сегодня четверг, — сказала она, — будьте в субботу вечером на том же самом месте и в тот же самый час, и мы снова разыграем историю девушки с золотыми глазами.
В то время как она говорила, Арман любовался ее дивными волосами, оттенок которых напоминал ему волосы баронессы де Сент-Люс.
— Вы позволите мне задать вам один нескромный вопрос? — спросил он, повинуясь внезапной мысли.
— Спрашивайте.
— Знаете вы баронессу де Сент-Люс?
Арман, задавая этот вопрос, внимательно наблюдал, за домино; но она не выказала ни малейшего смущения и спокойно ответила:
— Я встречала ее в свете; об этой женщине ходят слухи очень странные и нелестные для ее репутации. Я очень счастлива, что не имею с ней ничего общего, кроме волос, которые, кажется, у нее такого же цвета, как и у меня.
«Решительно, — подумал Арман, — это не она». Белокурая домино взяла повязку и показала ее молодому человеку.
— Дайте, — сказала она, — я снаряжу вас в дорогу. Она повязала ему повязку вокруг головы и сказала нежным голосом:
— До субботы! Но помните: если вы осмелитесь снять повязку по дороге, то рискуете жизнью.
Арман услыхал звонок, затем удалявшиеся легкие шаги, потом приблизились более тяжелые шаги, и раздался голос его спутника:
— Идемте, сударь, — сказал человек в маске, беря за руку Армана.
Армана снова вывели и проводили до фиакра, где рядом с ним поместился его таинственный проводник, который опять напомнил ему об угрожающей ему опасности, если бы он вздумал снять повязку.
Фиакр ехал около часу, наконец он остановился. Замаскированный человек вышел с Арманом и сказал ему:
— Когда вы услышите, что карета повернула за угол, вы можете снять повязку.
Влюбленный повиновался и стоял неподвижно до тех пор, пока шум кареты не заглох вдали; когда он снял повязку, то с удивлением увидел, что находится у решетки маленького домика на улице Шальо. Светало; птицы начинали петь на высоких деревьях сада, и Арман увидал старика Иова, который уже встал и в беспокойстве прогуливался по маленькому, покрытому дерном дворику, потому что слишком редко случалось, чтобы его молодой барин возвращался так поздно.
— Ах! Господин Арман, господин Арман! — произнес он нежным в и то же время ворчливым тоном. — Вы слишком злоупотребляете вашей молодостью, вы слишком спешите жить.
— Не беда! — ответил, смеясь, Арман. — Я счастлив, а это много значит.
В течение двух месяцев Арман был самым счастливым человеком в мире. Сначала два, затем три раза в неделю красивого юношу ожидали на углу улицы Тэбу то таинственный фиакр, то карета без герба, и всегда один и тот же человек в маске, готовый убить его кинжалом, если бы он попытался снять повязку. В течение двух месяцев Арман испытывал удовольствие от этой таинственности; затем мало-помалу им овладело любопытство, и он спросил своего кумира, неужели она никогда не покажет ему своего лица.
— Нет, — сухо ответила она. — И чтобы наказать вас за ваше нескромное желание, вы не увидите меня в течение недели.
Напрасно юноша просил, умолял, ее решение было твердо. В течение недели на бульваре не появлялся таинственный проводник.
Арман, не видя незнакомки, начал испытывать желание хоть поговорить о ней. До сих пор он хранил глубокое молчание о своем счастье, но у счастливых людей всегда является потребность завести доверенное лицо, то есть наперсника, и наш герой выбрал для этого того же самого друга, который был его секундантом, и рассказал ему историю госпожи де Сент-Люс и ее похождения.
— О-го! — сказал молодой человек. — Одно из двух: или она безобразна, и тогда я понимаю маскировку, или у тебя есть счастливый соперник.
Эти слова пробудили в сердце Армана ревность. Он любил впервые и в первый раз испытал прилив необычайной грусти при мысли, что, может быть, есть другой, которого любит «она»…
Арман сделал свое признание на шестой день своего наказания; в течение остальных двух дней он перенес тысячу страданий и пускался в самые странные предположения. Наступил восьмой день. Время тянулось страшно медленно; наконец пробил час свидания, и неизъяснимая радость наполнила сердце Армана, когда он снова увидел на бульваре карету. Через час он был уже у ног белокурой домино. Но когда демон ревности поселится в сердце человека, любовь является не более как поводом к резким обвинениям. Белокурая домино встретила Армана с улыбкой и протянула ему, свою красивую руку со словами: «Вы прощены!»
Арман должен был бы удовлетвориться этим и счесть себя за самого счастливого человека. Ничуть не бывало; он начал жаловаться, излагать свои подозрения и желал во что бы то ни стало узнать, почему ему не хотят показать лица.
На этот раз домино без раздражения, спокойным и мелодичным голосом ответила:
