В целом, однако, ситуация в городе была спокойной. За настроениями москвичей внимательно наблюдал генерал-губернатор граф Ф. В. Ростопчин. Он использовал необычное для тогдашней России средство: сообщал военные сводки населению специальными бюллетенями. Не лишённый литературного дарования, граф часто сам сочинял тексты этих сообщений. Известные в истории, как «ростопчинские афишки», они были написаны языком, который автор считал простонародным. И потому доступным пониманию тупых москвичей… Современники оценивали эти бюллетени по разному. Ростовский городской голова купец Маракуев охарактеризовал их так: «Глупые афишки Ростопчина, писаные наречием деревенских баб, совершенно убивали надежды публики». А поэт Глинка утверждал: народ, читая афишки, впадал в патриотический экстаз, рвал на себе волосы и готов был драться с французами голыми руками… Правда, Глинка получал от генерал-губернатора огромные безотчётные суммы на поддержание этого патриотизма, и сам сочинил тексты многих афиш. Поэтому его объективность вызывает сомнения.
После падения Смоленска в Москву стали прибывать первые раненые. А когда 16 августа пала Вязьма, жители города впервые почуяли неладное. Бегство дворян приобрело уже массовый характер: за сутки через заставы на восток выезжало более 1300 экипажей. Начали сниматься и купцы. Лёгкие товары были вывезены, а тяжёлые (такие, как железо или медь) — брошены. Власти начали эвакуацию: в Вологду, Ярославль и Нижний Новгород вывезли присутственные места и учебные заведения.
17 августа в Царёво Займище прибыл генерал Кутузов и вступил в командование всеми четырьмя русскими армиями. Император терпеть его не мог, но вынужден был уступить общественному мнению. В войсках наконец-то установилось подлинное единоначалие. Приветствуя встречавший его караул, Кутузов сказал: «Можно ли отступать с такими молодцами?!» Эти слова облетели армию, офицеры и солдаты приободрились. Но, изучив обстановку, командующий приказал продолжить отступление: силы были слишком не равны.
Между Кутузовым и московским генерал-губернатором сразу возникло взаимное недоверие. Последняя строевая должность Ростопчина была — командир пехотного батальона. Сейчас он отвечал перед государем за Первопрестольную и, как и все, ждал от армии решающего сражения и перелома в войне. Кутузов же отвечал за всю Россию, и в ситуации, когда победить было невозможно. Он уже потерпел однажды страшное поражение от Наполеона — в 1805 году под Аустерлицем. Тот разгром, похоже, навсегда поселил в генерале страх перед военным гением корсиканца. Кутузов понимал, что не ему тягаться с Наполеоном на поле боя. В мире тогда вообще не было человека, способного сразиться с Бонапартом на равных. Гения нельзя победить, но можно перехитрить. Если перевести войну из скоротечной, как выгодно французам, в затяжную. Растянутые коммуникации и плохие дороги наносили врагу урон значительно больший, чем русские войска. Небоевые потери Великой армии в разы превышали боевые. Жара сменялась ливнями, и солдаты болели. Ещё они голодали. Намучавшись со снабжением в войнах 1806–1807 годов, Наполеон заготовил в Польше провианта на 11 месяцев. Но его не сумели доставить к быстро удаляющейся на восток армии. Войска перешли на самоснабжение или, проще говоря, кормились реквизициями и грабежами. Больными и отставшими были забиты все этапы. Уже к Бородино армада Наполеона уменьшилась вдвое — а ведь серьёзных сражений ещё не было!
Но даже такого ослабленного противника Кутузов ещё не мог победить. Вероятно, он уже тогда принял решение отдать Москву, но спасти армию и выиграть время. Это никак не согласовалось ни с планами государя, ни с ожиданиями общества. Кутузову пришлось долго и сознательно обманывать и чужих, и своих. Москвичи сделались жертвой этой вынужденной интриги.
Оставив Вязьму, наша армия отступила в Гжатск. Ростопчин лишь теперь понял, что дело плохо… Началась ускоренная эвакуация из Москвы документов и ценностей. Были вывезены архивы МИДа, Военной коллегии и Сената. Отправлены на восток государственная казна, патриаршая ризница, сокровища соборов, Троицкого и Воскресенского монастырей, Оружейной палаты. Ещё увезли 96 пушек. Из Воспитательного дома эвакуировали 333 старших воспитанника и сохранные суммы[89]. 1125 младших воспитанников, не достигших одиннадцатилетнего возраста, вывезти не сумели. Их пришлось спасать Тутолмину.
26 августа в 112 верстах от Москвы состоялось Бородинское сражение. Ночью Ростопчина разбудил курьер, отправленный Кутузовым к государю. Главнокомандующий доносил, что сражение выиграно! Враг повсюду отбит. Казаки Платова 11 вёрст преследовали отступающих французов. Завтра утром он, Кутузов, перейдёт в наступление…
В Петербурге с получением такой реляции началось всенародное ликование. Гремели салюты, люди со слезами на глазах обнимались на улицах. Государь произвёл Кутузова в фельдмаршалы и наградил ста тысячами рублей, а всем солдатам велел выдать по пятёрке ассигнациями. Через три дня выяснилось, что никакой победы нет и не было, и что русские снова отступают… Александр никогда не простил фельдмаршалу такой неудачной шутки.
В Москву с Бородинского поля доставили 36 000 раненых. (Ещё 10 000 бросили на месте сражения, хотя французы и отошли к ночи на исходные позиции). Для них не хватало ни докторов, ни корпии, ни помещений. Вся обывательская болтовня сразу прекратилась: людям впервые показали вблизи ужасы войны.
29 августа к ночи москвичи увидели на западе множество огней. Это горели костры на биваках русской армии. Лишь теперь жители поняли, что город сдадут, и начался их массовый и стихийный исход.
30-го граф отослал жену и трёх дочерей в Ярославль. Были отправлены в Нижний Новгород все судебные учреждения и Сенат. Тогда же Ростопчин написал пламенное воззвание к горожанам. Он велел им прийти завтра на Три Горы и там сразиться с неприятелем. «Братцы! Сила наша многочисленна! Я вас призываю на защиту храмов Господних Москвы и земли Русской. Вооружайтесь, кто чем может, и конные, и пешие; возьмите только на три дня хлеба. И я буду там с вами!»
На Трёх Горах по призыву генерал-губернатора собралось более 30 000 человек, готовых драться. Они принесли топоры и пики, и на три дня хлеба… Прождав безуспешно графа несколько часов, люди поняли, что их одурачили. И разошлись.
1 сентября на Поклонной горе состоялась первая очная встреча Ростопчина с Кутузовым. Фельдмаршал заявил, что даст сражение на этой позиции, ввиду древней столицы. На вопрос что будет, если его собьют и на плечах отступающей армии французы ворвутся в город, старик замялся. Недоумение графа рассеял (на ухо) начальник штаба Бенигсен. Никакого сражения не будет, сказал он — Кутузов сдаст Первопрестольную без боя. Именно тогда Ростопчин заявил генералам, что в таком случае город нужно сжечь…
