Морриган вооружилась факелом и стала обходить телеги одну за другой, вглядываясь в лица лежащих в них людей. Ни Торгрима, ни Харальда среди них не было.
— Фланн, — негромко обратилась она к брату с плохо скрытым беспокойством. — Торгрима здесь нет. Каким-то образом ему удалось бежать.
Фланн пожал плечами.
— Он один. Одним больше, одним меньше — какая разница?
— С ним его сын. И бог знает кто еще.
— Даже если с ним ушла целая дюжина, это не имеет никакого значения. Мы взяли в плен почти всю армию фин галл. И теперь остальные ри туата, узнав о нашей победе, придут нам на помощь.
Но Морриган лишь покачала головой.
— Мы не можем позволить Торгриму оставаться на свободе. Он слишком опасен.
Фланн в упор взглянул на нее, и Морриган не понравилось выражение его лица.
— Кто он такой, этот Торгрим? — спросил он. — Почему ты так беспокоишься из-за одного-единственного мужчины?
Морриган густо покраснела, надеясь, что в темноте этого никто не заметит. Однажды, в момент слабости, она отдалась Торгриму, еще давно, на борту его корабля. Он обладал силой, в которой она черпала утешение и защиту, а еще достоинством и порядочностью, которых она никак не ожидала встретить в норманне. Но так оно и было. Торгрим очень любил своего сына, готов был отдать за него жизнь, и уже одно это многое сказало ей о том, каким человеком он является на самом деле.
Кроме того, нельзя было отрицать, что он был привлекателен. Очень привлекателен. Она вспомнила, какое нервное возбуждение охватило ее, когда сегодня днем он снял с головы шлем и она впервые увидела его спустя столько времени. Она вспомнила свои ощущения и смешалась.
«Но все это, — сказала она себе мгновением позже, — нисколько не повлияет на то, что я должна сделать».
— Я знаю Торгрима достаточно хорошо, чтобы понимать: его ни в коем случае нельзя оставлять на свободе, — со вновь обретенной решимостью жестко ответила она. — Мы должны найти его. Нужно пустить по его следу собак.
Пусть мечи сверкают!
Мы порою летней
Подвигов немало
Совершим, о воины!
Сага об Эгиле
Они шли по открытой местности, Торгрим и его небольшой отряд, хотя передвигаться по дороге было бы удобнее. Она прямиком привела бы их туда, куда и хотел попасть Торгрим. Но они не могли выбрать ее. Уж это было ясно с самого начала. На открытой местности у них еще был шанс ускользнуть. Если только у ирландцев не окажется собак.
Правая рука Харальда была заброшена на шею Торгрима слева, а викинг по имени Освив, служивший в хирде Арнбьерна и сидевший на веслах на борту «Черного Ворона» напротив Харальда, положил ему руку на шею с правой стороны. В двадцати шагах позади, поминутно спотыкаясь, плелся Старри Бессмертный вместе с четырьмя другими викингами. Здесь были все, кого Торгриму удалось заставить подняться на ноги.
Хотя он приказывал взяться за оружие всем мужчинам в лагере. Он кричал на них, осыпал пинками, упрашивал и умолял, но только эти семеро откликнулись на его призыв.
Харальд настолько привык беспрекословно повиноваться Торгриму, что поднялся без слов, пусть и едва переставляя ноги. Старри тоже подчинился, но, встав на колени, заявил, что дальше никуда не пойдет и что у него просто нет на это сил. Торгрим присел рядом с ним на корточки и негромко заговорил. Ему удалось описать берсерку картину смерти, которая его ожидает: он будет стоять на коленях перед своими врагами, в луже рвоты на траве, обессилевший настолько, что не сможет поднять меч, не говоря уже о том, чтобы сражаться.
— И вот таким тебя найдут валькирии, Старри. Они назовут тебя Старри Жалкая Погибель. И оставят тебя на съедение свиньям.
Это было жестоко с его стороны, но слова его прозвучали искренне и оказали свое действие. Мысль о том, что Старри убьют, была Торгриму неприятна, но осознание того, что берсерк может погибнуть, как бессловесный скот на бойне, не имея в руке даже клинка, приводило его в бешенство. Кто угодно, только не человек, который с таким трепетным уважением относился к благородной смерти и который заслуживал вечной жизни в Вальгалле. Его друг.
И этих слов оказалось достаточно, чтобы убедить Старри встать и, спотыкаясь, на заплетающихся ногах, двинуться в ночь.
Прочие, Освив и викинг по имени Халльдор, тоже из хирда Арнбьерна, и еще один воин, но уже из хирда Ингольфа, чьего имени Ночной Волк не знал, да еще Нордвалл Коротышка, вошли в число тех, кого Торгриму удалось поднять на ноги. Почему это оказались именно они, он не знал. То ли они съели мяса меньше других, то ли организм у них оказался более выносливым, то ли просто возобладала внутренняя решимость — словом, что бы это ни было, но из всех, кто приплыл сюда из Дуб-Линна, только они сумели встать на ноги и уйти из лагеря.
Первым порывом Торгима было вступить в бой, но когда он увидел выступившую из Тары колонну хорошо вооруженных воинов, которых насчитывалось по меньшей мере человек восемьдесят, с копьями, мечами и щитами, да еще в полном здравии, а потом перевел взгляд на собственное воинство, которое не могло стоять на ногах, не говоря уже о том, чтобы размахивать мечом, он решил, что поспешное отступление — самое лучшее, что им остается.
— Пошли, — сказал он и первым зашагал по открытой местности туда, где, как он помнил, находилась опушка леса.
Его люди послушно побрели следом, и он быстро понял, что они не смогут ускорить шаг, чтобы оторваться от ирландцев. Поэтому он забросил себе на шею руки Старри и Нордвалла и, поддерживая обоих, перетащил их чуть ли не волоком на сотню ярдов ближе к лесу. Оставив их раскачиваться на месте, он вернулся за Халльдором и человеком Ингольфа, а потом и за Харальдом с Освивом. После этого он вновь взвалил на себя Старри и Нордвалла, и вся процедура повторилась с самого начала. Таким вот образом ему удалось увести свой отряд достаточно далеко, чтобы раствориться в темноте еще до того, как люди Морриган достигли покинутого ими лагеря.
Торгрим сновал взад и вперед, словно челнок, настороженно поглядывал в сторону лагеря, пытаясь представить себе, что там происходит. Огни факелов метались, словно искры в ночи, и Ночной Волк ожидал, что с минуты на минуту они осиным роем разлетятся по полю, пока ирландцы будут добивать норманнов, которые, скорчившись, лежали на земле. Люди из Тары должны были действовать быстро, но не потому, что норманны представляли для них какую-либо угрозу, а потому, что работа им предстояла неприятная и постыдная для настоящих солдат и они наверняка поспешат покончить с ней как можно быстрее. Однако Торгрим увидел совсем иную картину.
