— Кому ты это рассказываешь? — выдавила она из себя. — Уиллу Сомерсу, королевскому дураку, чтобы он сделал из этого фарс?
— Тебе, — невозмутимо ответила Анна. — Очевидно, я все же недостаточно умна. Я думала, что ты хотя бы поздравишь меня, как сделал это твой брат в одном из своих восхитительных писем.
— Прекрати играть в свои игры с моим братом! — заорала Джеральдина. В голове словно молотом стучали слова: «Анна Болейн станет королевой Англии. Анна достигла своей цели, а я остановилась на полпути».
— Я не играю с твоим братом, — заявила Анна.
Джеральдина рывком натянула на плечи одеяло.
— Ах, так для тебя все серьезно! — желчно усмехнулась она.
— Да, серьезно. И для меня, и для него.
Джеральдина вздохнула. Анна не достигла своей цели, даже если ее сотню раз коронуют в Вестминстерском аббатстве. Она, как и Джеральдина, осталась лишь красивой шлюхой, которая продала себя нелюбимому мужчине, но, в отличие от нее, Анна оказалась настолько глупа, что влюбилась. За это она заплатит кровью и слезами, как и другие гусыни, над которыми они когда- то смеялись вместе.
— Ты не получишь его, — произнесла Джеральдина, смакуя каждый слог. — Ты жена короля Англии, а что будет с мужчиной, которого застанут у твоей королевской груди, можешь представить себе сама. В лучшем случае твой Генрих велит отрубить ему голову. Но скорее всего его протащат по улицам, кастрируют живьем, выпотрошат, а затем четвертуют и в назидание остальным насадят на шпили Лондонского моста. У моего брата такая красивая кудрявая головка, а еще эти восхитительные широкие плечи. Было бы жаль, если бы его постигла такая участь, ты не находишь?
Анна вздрогнула.
— Тебе не становится страшно, когда ты смотришься в зеркало, Джеральдина?
— А что, должно? Разве это я подвергаю опасности мужчину из хорошей семьи — или, может быть, ты?
— Вопрос правомерный, — заметила Анна. — Это ты влезла в то дело с другом Сильвестра, верно? Твой муж — трусливая крыса, но что-то в этой истории отдает тобой, не им.
Джеральдина села на постели.
— Я говорила о своем брате! — зашипела она. — О сыне почтенных родителей, который в своей жизни ни разу не совершил ничего постыдного, кроме того, что влюблялся не в тех женщин. Я не говорю о неназываемом и запрещаю тебе делать это в моем присутствии. Что бы с ним ни произошло, он заслуживает в тысячу раз большего. Ты действительно думаешь, что хребет зла можно перешибить, отхлестав его плетью?
Рот Анны скривился в полуулыбке.
— Разве не ты когда-то говорила мне, что бьющий черта готовит кол для себя?
Джеральдина вскрикнула.
— Я не била его!
— Нет? А что ты делала?
Джеральдина хватала ртом воздух. В наполненной дымом комнате было тяжело дышать.
— Берегись, Анна. Тебе кажется, что ты неуязвима, потому что тебя оберегает король Англии. Но неназываемый не останавливается ни перед кем.
— Не беспокойся, — ответила Анна. — Твой неназываемый стесняется людей и в данный момент патрулирует шотландское побережье. Я почти не вижу его, о чем сожалею, поскольку нахожу его крайне привлекательным. Необычайно привлекательным.
— Анна! — воскликнула Джеральдина. — Ты ведь не посвятила себя неназываемому! Скажи, что ты не сделала этого!
— Очень интересно, — произнесла Анна. — Действительно, есть что-то, что способно вывести из равновесия холодную Джеральдину. И что, если посвятила? В любом случае тебе больше не придется тревожиться за брата, а то, что из-за меня выпотрошат, кастрируют и четвертуют мужчину, которого ты именуешь неназываемым, тебе ведь будет только на руку. У него такие красивые руки и удивительная нежность во взгляде. В честь своей девушки он собирает букеты дикого фенхеля, но я не думаю, что тебе будет этого жаль.
— Да ты не в своем уме! — вырвалось у Джеральдины. — А я-то решила, что ты влюблена в моего брата.
— Твой брат для меня — то, на что я перестала надеяться, когда Джеральдина Саттон дала мне от ворот поворот, — ответила Анна. — Друг.
— Я не давала тебе от ворот поворот.
— Что ж, может быть, и нет. Но ты продемонстрировала мне, что я могу оставаться твоей подругой только до тех пор, пока буду великой кокеткой, которая смотрит на мир свысока. А к жалкой глупышке из Кента, плакавшей за Гарри Перси, ты испытывала только презрение. Сильвестру это не мешает. У него не вызывают отвращения люди, у которых разбиваются сердца, и, если от горя я веду себя невозможно, он гладит меня по лицу.
Джеральдина уже не могла слушать, каждое слово пугало ее все больше и больше.
— Молчи! — закричала она. — На самом деле ты влюбилась в него, как всякая глупышка из Кента!
— Да, я влюбилась, — признала Анна, снова погладив себя по животу. — И, будучи глупышкой, потратила семь лет, чтобы окрутить мужчину, как когда-то Иаков — Рахиль. — Она вышла в коридор и, обернувшись, крикнула ей через плечо: — Я влюбилась, как все глупышки в истории человечества, которые целиком и полностью посвящали себя одному мужчине! Но не в твоего брата, а в своего супруга. Генриха Тюдора.
Сославшись на свою болезнь, Джеральдина не поехала на инаугурацию Кранмера, но церемонию коронации первого июня ей избежать не удалось. Во время помпезной процессии, которая должна была оставить в тени все, что было ранее, новую королеву должны были нести от Тауэра до Вестминстерского аббатства в паланкине, в сопровождении духовных и мирских сановников страны, а также двенадцати французских всадников, которых прислал в честь Анны король Франциск. В свите их ли ее придворные, в число которых входила и Джеральдина. Если бы она отказалась присоединиться к процессии, то потеряла бы место.
— Возможно, для твоего здоровья было бы полезнее, если бы я отвез тебя в Йоркшир, — сказал супруг. С тех пор как Роберт был отстранен от должности, он говорил ей об этом неоднократно. — Я никогда не хотел жить там, но временами задумываюсь о том, что, может быть, у нас даже был бы ребенок, если бы мы не принесли в жертву двору свои лучшие годы.
Над ней нависла угроза: жизнь в ледяной пустоте Йоркшира, по сравнению с которым даже Портсмут казался плавильным котлом, средоточием культуры и прогресса. Если она потеряет место при дворе Анны, Роберт воплотит в жизнь свой жестокий план. Чтобы не допустить этого, она решила смириться с унижением и пойти за паланкином Анны в роли ее служанки.
День был безоблачным, а на свежем гравии дорог плясали солнечные зайчики. Придворные были одеты в легкие наряды ярких цветов, но Джеральдина мерзла в своем платье цвета голубого льда.
