— Христиане? — спросил он тоном сомнения. — И мы ведь также христиане? Хотелось бы мне, однако, чтобы они были вооружены, — прибавил он как бы в размышлении. — С двадцатью человеками, славно владеющими мечом, я охотно согласился бы провести тебя с одного конца Рима на другой. Но я сильно побаиваюсь, как бы они не оказались простыми жрецами. Жрецами! А меж тем в этот час в городе спущены с цепи целые легионы!
«Он еще юный ученик, — думала его любящая наставница, — и много недостатков его надо сносить, много препятствий надо преодолеть, прежде чем можно будет вырвать из этого отважного сердца его уверенность в своем мужестве и заменить ее тем мужеством, которое гораздо возвышеннее и опирается только на волю небес. Тем не менее, отважный человек — прекрасный материал для обращения в праведного и доброго человека».
Они покинули свое убежище и быстро спустились в аллею вслед за скрывшимися из виду христианами. В отдаленном местечке, где пышно разрослись оставшиеся деревья, куда меньше всего проникал свет зари, процессия остановилась. Могила была уже наполовину выкопана. По мере того как комья земли с глухим шумом падали один за другим на край могилы или снова скатывались в ров, продолжалось заунывное пение, то тихое и подавленное, как чьи-то рыдания, то переходящее в тон скромного триумфа, почти граничащего с радостью.
Еврейка и ее защитник стояли в ожидании в нескольких шагах, пока бросали последние комья земли на край ямы. Затем христиане в торжественном молчании стали вокруг открытой могилы. Тело было тихо опущено в свое последнее жилище, и лица людей, видевших, как оно, колеблясь, опускалось, остановилось и исчезло из виду, подобно жизни погребаемой покойницы, были озарены священным торжеством, так как всем было известно, что для одного путника путешествие закончилось и он достиг предела своего поприща.
Когда могила была засыпана, христиане собрались вокруг нее для молитвы. Взяв Эску за руку, Мариамна молчаливо стала меж ними и присоединилась к их молениям. Это было странное и торжественное зрелище для варвара. Кружок теней, облаченных в плащи, стоял на коленях около пустого пространства, собираясь почтить невидимую силу. Направо и налево — пустыня, развалины и опустошение, царящие в сердце великого города; вверху зловещее зарево на черном небе; издалека ветер доносит то слабые, то громкие крики яростно сражающихся. Рядом с ним женщина, которую он так нежно любил и считал уже навеки потерянной. Вместе с другими он стал на колени, чтобы воздать Богу дань благодарного сердца. Молитвы их были кратки, но пламенны, и они выражали их так, как повелел им их Учитель. После того как они встали, из толпы вышел один мужчина и, подняв руку, попросил всех замолчать.
Это был, очевидно, урожденный римлянин, и он с легкостью говорил на своем языке, хотя в то же время в его речи слышался акцент и проскальзывали выражения последнего из плебейских классов. Он был, по-видимому, ремесленником, и, когда поднял свою руку, прося внимания, можно было видеть, что она сделалась грубой и мозолистой от работы. Невысокий ростом, с вульгарной внешностью, грубо одетый, с непокрытой головой и босыми ногами, он мог внушить мало интереса и уважения, но зато видно было, что благодаря своему дюжему и крепкому телосложению он способен на тяжелый и утомительный труд, а лицо его, несмотря на грубость черт, выказывало сдержанный энтузиазм, серьезные жизненные устои и честную прямоту сердца. Это был один из пионеров той религии, которой суждено было позднее распространиться по всей земле. Таковы были эти люди, готовые во имя своего Учителя без сумы, сандалий и всяких одежд, кроме той, какая была на них, идти и покорять мир. Не готовившие речей для произнесения, когда их приводили к царям и земным вельможам, они полагались только на святость своей миссии и вдохновение, внушавшее им, что нужно говорить. Не вкусившие науки, они опровергали мудрейших философов. Люди без роду и племени, они дерзали перед проконсулом, сидящим на судейском престоле, и перед цезарем на его троне. Невежественные и домоседы, они не боялись идти в странствование по чуждым странам, к враждебным народам, чтобы сеять благовесте с простой вдохновенной верой, заставлявшей людей верить им. Слабые по природе как только возможно и робкие вследствие воспитания, они спускались на арену, чтобы найти там мученическую смерть под челюстями голодного льва, со спокойной отвагой, неведомой солдатам и гладиаторам. Беспрестанно внушал им их Учитель, что Его миссия идти не к благородным, счастливым и знатными, так как эти последние, если бы захотели, могли бы сами прийти к Нему, но прежде всего к бедным и униженным, смиренным и отверженным, в особенности же к несчастным и нуждающимся, которым никто здесь не хочет помочь и которые тем более должны полагаться на заступничество Того, кто прежде всего друг несчастных.
Вот почему люди, призванные выполнять это дело, избирались главным образом из самых низших классов общества, из среды тех, кто мог говорить толпе ее родным языком и свойственными ей образами, и это же обстоятельство могло легко доказать даже самым нерадивым и невдумчивым людям, что их авторитет ничуть не зависел от посторонних обстоятельств, но шел непосредственно свыше.
По мере того как проповедник воодушевлялся, Эска не мог не замечать перемены, происходившей в осанке и внешности этого человека. Сначала глаза его глядели угрюмо, слова были робки, манеры натянуты. Постепенно как будто какой-то свет озарил его лицо, он выпрямился и словно вырос, речь его потекла свободно блестящим потоком красноречия, движения прониклись достоинством, и весь он, так сказать, облекся в величие предмета, о котором говорил.
Строго говоря, этот предмет был довольно прост, быть может, печален, с человеческой точки зрения, и, однако, как утешительны были его слова для тех, кто плакал около него, стоя подле свежезарытой могилы!
«Всякому человеку предначертано дело, — говорил он, — и всякий получит необходимую силу для выполнения его, когда пробьет его час. Иные из вас пронесут свидетельство перед цезарем: для этих уже уготованы плети и воздвигнут крест; но нет нужды внушать им мужество, потому что само страдание дает им силу претерпеть его, и воистину благословенны эти люди, оказавшиеся достойными мученической славы! Иные пойдут проповедовать Евангелие в дикие, отдаленные страны, и я знаю, что ни усталость, ни нищета, ни опасность — ничто не удалит их от начертанного им пути, как бы ни велики были трудности, какие им встретятся, и как бы ни многочисленны были неведомые враги, с которыми им придется вступить в борьбу. Пусть только они воздержатся от гордыни и самоудовлетворенности, пусть, воздвигая алтарь, не ставят жертву выше душевного расположения, с каким они приносят ее; пусть, созидая церковь, они не обращают внимания на каждый камень здания, забывая о цели, с какой оно строится. Вы же не можете все быть мучениками, апостолами, пророками или епископами, и, тем не менее, каждый, даже самый смиренный из здесь присутствующих — и женщина, и дитя, и раб, и варвар, — есть воин и служитель креста! У каждого есть свой долг, который надо исполнить, свое место, которое надо охранить, свой враг, которого надо преодолеть. Не слишком многое спрашивается с вас; это даже слишком мало сравнительно с тем, что вами получено, но это немногое надо отдать всецело и от всего сердца. Кто-нибудь из вас пренебрег выполнением своего долга? Пусть, выйдя отсюда, он возвратится домой и исполнит его. Есть ли у кого-либо враг? Пусть он примирится с ним. Погрешил кто-нибудь перед братом своим? Пусть загладит свою вину. Получил кто-либо оскорбление? Пусть простит его. Точно так же, как вы положили в могилу тленную оболочку отлетевшей души, — отложите всякую земную слабость, всякое не святое желание и всякий злой помысел. Вы должны вырвать и далеко отбросить от себя самые прочные и дорогие для вас привязанности, которые становятся между вами и вашим долгом, хотя бы ради этого нужно было оторвать их прямо от сердца. И затем с постоянными усилиями и непрестанной молитвой, двигаясь шаг за шагом вперед и понемногу овладевая местом, быть может иногда проходя там, где тропа неверна и холм крут, лишь бы только попасть на свою дорогу и завоевать больше места, чем вы потеряли, вы придете наконец туда, где нет ни борьбы, ни поражений, где Тот, кому вы поклоняетесь, уже уготовил место и вам — туда, где любившие и верившие будут вечно блаженны!»
