Это роскошное войско двигалось под звуки музыки и, встретившись с конвоем короля Ричарда, расступилось и построилось по обе стороны, дабы пропустить короля, его свиту и конвой. Тогда король Ричард встал во главе своего отряда, полагая, что вскоре встретит и самого Саладина. И действительно, через несколько минут он увидел владыку Востока, ехавшего к нему навстречу верхом в сопровождении блестящей свиты из военачальников и ожиревших евнухов гарема с весьма безобразными лицами. Вид, осанка и все движения султана Саладина говорили о том, что это человек, на челе которого природа справедливо начертала: «Вот царь». Его голову покрывала белая как снег чалма, белого же цвета широкие, восточного покроя шаровары и такого же цвета куртка, охваченная по талии алым шелковым восточным кушаком, выглядели на первый взгляд довольно скромно в сравнении с пестрыми, блестящими костюмами его свиты. Однако при более внимательном осмотре оказывалось, что в складках чалмы утопали нити крупного жемчуга, а сама чалма украшена бриллиантовым аграфом, прозванным одним из поэтов того времени «Источником света». На указательном пальце горел бриллиант редкостной величины, с вырезанной на нем печатью султана. Стоимость только этого бриллианта, вероятно, превышала стоимость всех бриллиантов английской короны. Крупный яхонт, вставленный в рукоять ятагана, по своей ценности мало уступал бриллианту на перстне. Для защиты от пыли, которая в окрестностях Мертвого моря изобилует известью и солями, а возможно, и по каким-либо своим соображениям, присущим людям Востока, Саладин был закутан с головой в тонкую шаль, отчего его благородное лицо отчасти было скрыто. Он ехал на арабском скакуне, белом как молоко, и выступавший горделиво конь словно сознавал величие всадника.
Увидев издали друг друга, оба государя одновременно сошли с коней и пешие отправились навстречу друг другу. Их свита также спешилась, и в то же время умолкла музыка. С приветливым поклоном Ричард и Саладин пожали руки и обнялись как братья. Все присутствовавшие при этой встрече как с той, так и с другой стороны устремили свои взоры исключительно на этих державных героев. Однако во взоре Ричарда проглядывало больше любопытства, чем во взоре султана, устремленном на английского короля. Саладин первый нарушил молчание:
– Радостно приветствует Саладин великого Мелека Рика, – начал султан, – и говорит ему: встреча с Мелеком Риком так же приятна Саладину, как встреча источника чистой воды путешественнику в песчаной и знойной пустыне! Надеюсь, что моя многочисленная свита не возбудила в твоем сердце оскорбительного для меня подозрения. Исключая вооруженных рабов, составляющих мой конвой, все остальные окружающие меня, от первого до последнего, – знатные вожди подвластных мне племен. Каждый из них горел желанием присутствовать при нашем свидании, дабы его очи насладились созерцанием великого героя, имя которого наводило ужас даже на песчаных берегах Йемена. Кормилицы-матери наших стран стращают этим именем грудных младенцев, а вольный араб-всадник укрощает своего быстрого и горячего коня.
– И все эти воины – вожди арабских племен? – обратился к султану король, окинув взглядом смуглых людей в хайках, с обожженными солнцем лицами, с белыми, как слоновая кость, зубами, со сверкающими взорами и, к удивлению короля, одетых весьма бедно и даже неряшливо.
– Они все благородного происхождения, – ответил Саладин, – их многочисленность не должна тебя удивлять, условие нашего договора этим не нарушено; они вооружены только саблями, их копья и стрелы без наконечников.
– Я боюсь, – обратился де Во к Ричарду на английском языке, – не хранится ли у них где-либо поблизости другое оружие? Признаюсь, что эта восточная палата пэров имеет слишком воинственный вид и слишком многочисленна, вряд ли их всех могла бы вместить Вестминстерская зала.
– Молчи, де Во! – сердито воскликнул король Ричард. – Благородный Саладин, ты и подозрительное недоверие – понятия несовместимые… Как видишь, – обратился Ричард к Саладину, указывая на носилки королевы и дам ее свиты, – и я также привел с собой, вопреки нашему договору, хорошо вооруженных спутников, против чьих прелестных взоров и лиц трудно устоять и храбрейшим воинам.
Султан взглянул в ту сторону, где стояли носилки, и так низко поклонился, словно глаза его узрели священную для него Мекку, а в знак своего глубокого почтения поцеловал взятый в горсть песок.
– Мои дамы не боятся и личного твоего приветствия, любезный брат, – заметил Ричард, – пойдем к носилкам – занавесы перед тобой мгновенно распахнутся.
– Да избавит меня от того Аллах! – воскликнул султан. – Мои единоверцы почтут позором для твоих дам, если увидят их с открытыми лицами.
– В таком случае, царственный брат, – ответил Ричард, – ты их увидишь под покровом моего шатра.
– К чему? – печально возразил Саладин. – Последнее твое письмо разрушило все мои надежды – так вода заливает огонь. Для чего же я буду снова разжигать пламя, которое, знаю, сожжет меня, но не согреет? Однако не желает ли мой царственный брат отправиться в шатер, который я велел раскинуть для него? Главный мой евнух встретит с подобающим почетом принцесс, сановники моего двора позаботятся о твоей свите, а мы сами будем служить королю Ричарду Львиное Сердце.
И с этими словами Саладин повел Ричарда к великолепному шатру, который был отделан со всей роскошью, доступной Востоку. Войдя в шатер, Ричард сбросил капу (род длинного плаща) и предстал в своей королевской одежде для пиров и аудиенций, плотно обтягивавшей его тело, рельефно обрисовывавшей мощные и удивительно пропорциональные члены героя-короля и представлявшей резкую противоположность широкой, в складках, одежде, окутывавшей стройную и худощавую фигуру другого героя – восточного владыки.
– Если бы я лично не был свидетелем, – обратился Саладин к Ричарду, – как этот меч сверкал на поле битвы подобно мечу Азраила, то я никогда не поверил бы, что человеческая рука в состоянии им владеть. Позволю себе просить доблестного Мелека Рика теперь же предоставить мне возможность без пролития крови полюбоваться одним из его ударов как образчиком необыкновенной силы.
– С удовольствием, великий Саладин, – ответил Ричард и стал искать предмет, на котором он бы мог проявить свою поистине исполинскую силу. Внимание его остановилось на полностью выкованной из железа секире, которую держал один из его телохранителей. Диаметр ее стержня достигал приблизительно полутора дюймов. Взяв ее у телохранителя, он положил секиру на деревянную толстую скамью так, чтобы она местом, предназначавшимся для разруба, легла над столбом скамьи.
