На следующее утро Ричард Львиное Сердце получил от Филиппа, короля Французского, приглашение зайти к нему для переговоров. Свидание состоялось. Король Филипп, пересыпая свою речь горячими уверениями глубочайшего уважения к «своему брату», королю Английскому, сообщил ему о своем твердом решении возвратиться во Францию, поскольку из-за беспрерывных раздоров вождей крестоносцев, а также из-за ослабления сил армии он сомневается в удачном исходе настоящего Крестового похода. Сколько Ричард ни старался его уговорить отказаться от этого намерения, все было напрасно. Возвратившись к себе после свидания с Филиппом, Ричард еще больше огорчился, получив официальное заявление эрцгерцога Австрийского и других государей о принятом ими решении, причем без всяких околичностей они добавляли, что вынуждены отказаться от столь великого дела, как освобождение Гроба Господня, ввиду необузданного честолюбия и непомерного властолюбия короля Английского Ричарда. Таким образом, все надежды Ричарда на продолжение войны разлетались в прах. Горько оплакивал он свои мечты о победах и славе, тем более что не мог не признаться себе, что в этой неудаче отчасти виноваты его вспыльчивость и строптивость.
– Они не осмелились бы покинуть таким образом моего отца, – говорил он де Во с негодованием. – Никто в Европе не поверил бы их клевете на такого мудрого монарха. А я, я сущий безумец, сам дал им благовидный предлог не только покинуть меня, но и взвалить всю вину на недостатки моего характера!
Такие мысли настолько взволновали и мучили Ричарда, что он, не желая никого видеть, заперся на целый день в своем шатре. Де Во очень обрадовался, когда появление посла от Саладина отвлекло наконец короля от его грустных и тяжелых размышлений.
Новым послом, по имени Абдалла эль-хаджи, был эмир, пользовавшийся особым почетом и уважением при дворе султана. Он вел свое происхождение от пророка, от рода или поколения хашем, чему служила доказательством его зеленая чалма непомерной высоты. Три раза совершил он путешествие в Мекку, откуда досталось ему прозвище эль-хаджи, что значит паломник[28]. Однако, несмотря на все причины для притязания на святость и на высокое происхождение, Абдалла по натуре своей был весельчак. Большой приверженец забавных рассказов, если не в большей мере он был и любителем вина: любое важное дело он охотно откладывал ради хорошей выпивки втихомолку, когда представлялся случай. Но, несмотря на эти слабости, эмир был человек государственный, мудрый политик, и Саладин пользовался его способностями в различных переговорах с христианскими князьями, особенно с Ричардом, который знал и уважал эль-хаджи. Эмир привез Ричарду согласие Саладина устроить поединок на нейтральной земле и, кроме того, пропускную грамоту для всех именитых лиц, которые пожелали бы присутствовать на этом турнире.
Мрачное настроение Ричарда, навеянное тяжелыми мыслями о несбыточности его надежд и разрыве союза крестоносных властителей, рассеялось, и он с большим интересом стал обсуждать все детали и условия предстоявшего поединка.
Для поединка султан назначил место рядом с источником, названное «Алмаз пустыни», находившееся на одинаковом расстоянии от лагеря христиан и сарацин. Сюда в назначенный день и в условный час должны были явиться обвиняемый Конрад Монсерратский со своими секундантами: эрцгерцогом Австрийским и гроссмейстером тамплиеров, а также с охранной стражей в сто всадников в латах, вооруженных копьями, мечами, и обвинитель Ричард со своим братом Солсбери и с конвоем из такого же числа вооруженных всадников. Султан же приведет с собой конвой из легковооруженной конницы в пятьсот человек, число, которое, как считал сам Ричард, вполне соответствует двумстам тяжеловооруженным копьеносцам. Все знатные лица как с той, так и с другой стороны, приглашенные на поединок, не должны иметь при себе другого оружия, кроме шпаги или сабли, и быть без лат и кольчуг. Султан принимает на себя все заботы по устройству арены и угощения. Письмо свое султан заканчивал выражением того удовольствия, какое ему доставит личная мирная встреча с великим Мелеком Риком, а также исполнение его королевского желания.
Прочитав письмо султана, Ричард немедленно велел сообщить об условиях герцогу Монсерратскому и его секундантам. Абдалла эль-хаджи был приглашен на вечер к Ричарду, где с восхищением слушал знаменитого певца Блонделя и до того увлекся, что, сняв свою зеленую чалму и надев греческую или турецкую феску, запел вакхическую персидскую песню и осушил целую флягу кипрского вина в доказательство, что он проникся содержанием песни. На следующий же день, степенный и трезвый, как человек, пьющий лишь мирглипскую воду, с важностью, достойной его высокого происхождения, он преклонил голову перед восседавшим на троне султаном Саладином и доложил ему об успехе своего посольства.
Ранним утром накануне дня, назначенного для поединка, Конрад в сопровождении своих друзей отправился к указанному месту. Одновременно с ним с той же целью поехал и Ричард, однако по другой дороге – эта предосторожность была предпринята из опасения столкновения между конвоем обеих сторон.
Впрочем, что касается короля Ричарда, то теперь он пребывал совсем не в таком настроении, чтобы искать с кем-либо ссоры: он предвкушал удовольствие в том, что будет присутствовать на смертельном поединке и даже утешал себя надеждой, что какой-либо счастливый случай даст ему возможность принять личное участие в бою.
Легковооруженный, пышно одетый, как жених к свадьбе, король весело гарцевал на своем статном, рослом боевом коне рядом с носилками Беренгарии, время от времени обращая ее внимание на красоту местности. Когда же они въехали в песчаную голую пустыню, старался развлечь ее, скрашивая долгий и скучный путь веселой болтовней, к которой она обычно была неравнодушна.
Однако Беренгария, оценив внимание к ней супруга, слушала его рассказы весьма рассеянно. При виде этой необозримой пустыни и при том небольшом конвое, который сопровождал их, она не могла избавиться от страха, невольно охватившего ее при мысли, что они находятся вблизи сарацинского лагеря и ничто не может помешать султану воспользоваться таким благоприятным случаем и захватить их в плен.
Эти подозрения, так ее тревожившие, она долго скрывала, но когда после полудня увидела в степи сарацинского всадника, вооруженного пикой, то решила сказать о своих опасениях Ричарду, сославшись на то, что все язычники вероломны и чужды благородства.
Опасение и довод Беренгарии вызвали у короля раздражение, и он резко ответил своей супруге:
