через сито неохватное… Вот так, милые сударыни, давайте ручки ваши, я вам помогу по-стариковски, – Семен, улыбаясь в седые усы, галантно помог княжне Лукерье и Дуняше покинуть возок и пройти под крышу просторного крыльца, возле которого росли высокие, голые по осени яблони небольшого садика. – Миша, ты распрягай коней сам. Мои дети все в разъездах, дома я один с кухаркой Авдотьей проживаю, так что помогать тебе некому. – Семен Хомутов, похоже, извинялся перед племянником за то, что теперь он не в состоянии, как это было раньше, держать на подворье наемного человека для хозяйских работ.
– Не колготись, дядя Семен, я хорошо помню, где у тебя конюшня. А возок поставлю под крытый навес. Проводи княжну Лукерью и Дуняшу в дом, да повели Авдотье дать им согреться с дороги горячего медового питья. Видишь, даже губы у них посинели!
Спустя минут пятнадцать Михаил вошел в знакомую ему горницу с богатым иконостасом в правом углу и с зажженной начищенной до блеска лампадкой перед образами. У окна в сторону ворот за массивным столом на резных ножках сидели на крашенных в розовый цвет лавках улыбающаяся княжна Лукерья и дядя Семен. Дуняша на кухне помогала молчаливой Авдотье готовить на стол.
– Миша, прими мои слова горького утешения. – Семен встал навстречу вошедшему племяннику. – Мне княжна Лукерья только что сказала о смерти твоей Аннушки… Я, часом, думал, что это она, твоя женка, с тобой едет на Москву… Горе-то какое, Миша!
– Такова моя доля, должно быть, дядя Семен, – с грустью в голосе отозвался Михаил, снимая дорожную накидку и вешая ее на гвоздь у двери. Семен дернул кустистыми бровями, в серых глазах отразилось недоумение – только теперь обратил внимание на мундир племянника.
– Миша, ты же в стрелецком полку был, а теперь, вижу, в драгунское одет! К чему же это?
– Об этом особый разговор у нас с тобой будет… Тебе княжна сказала, что мы с ней еще не венчаны, но она моя женка перед людьми и Богом?
– Не-ет! – Семен Хомутов широко раскрыл глаза, медленно повернулся лицом к гостье, словно отказываясь верить такому. – Княжна Лукерья – твоя женка? Вот так новость ты мне приготовил, Мишутка!
– Да, дорогой дядюшка Семен, – подтвердил Михаил, прошел к столу, присел около княжны, обнял ее за плечи и ласково прижал к себе. Карие глаза его источали такую радость, что всякие сомнения отпадали сами по себе. – Изволь любить и жаловать – это княжна Лукерья, дочь вильненского воеводы князя Данилы Мышецкого!
У Семена из рук едва не выпала деревянная кружка с горячим медовым отваром, от которого по горнице шел удивительный запах мяты.
Он тут же поставил ее на стол и сам откинулся спиной на высокую спинку лавки. Переспросил:
– Ты сказал – дочь князя Данилы? Я не ослышался, часом? Что-то с ушами у меня стало плохо…
– Не ослышался, дядя Семен. Дай и нам с Лушей сделать хотя бы по глотку медового питья, чтобы отогреть душу, а потом поговорите с княжной Лушей… Ей будет интересно узнать, что и ты служил тогда в Вильно под началом князя Данилы и был с ним заодно повязан наемниками-иноземцами…
Теперь у княжны Лукерьи сине-серые глаза из чуть продолговатых превратились в круглые и большие, будто она увидела перед собой не бывшего сослуживца отца, а его самого, великой милостью Господа вставшего невредимым из могилы, над которой католик король Ян-Казимир не разрешил даже православного креста поставить, когда схоронила на кладбище Духовного монастыря.
– Вот так судьба! – негромко проговорила княжна Лукерья и перекрестилась, полуобернувшись к иконостасу. – И в мыслях не было, что когда-нибудь доведется говорить с сослуживцем покойного батюшки… Как все случилось? В той Вильне? Скажите, Семен, прошу вас! Столько выдумки и вранья было вокруг имени князя Данилы, что в иную пору не знаешь, чему и верить!
– О том чуток попозже, княжна Луша… Вот, Авдотья и Дуня несут вам горячие щи из печки, вот и жареная утка – думал себе на ужин оставить, а, к счастью, вам впору с дороги полакомиться! Авдотья, Дуня, садитесь к столу. Отобедав, пока будет Авдотья баню готовить, мы и поговорим о князе Даниле, да упокой Господь душу благородного ратника Руси!
Ели в молчании, лишь изредка Семен словом-двумя подсказывал стряпухе Авдотье подлить гостям то хмельного меду племяннику, то терпкого свекольного квасу княжне и Дуняше, которая всякий раз, отхлебывая из большой расписной кружки, прикрывала глаза и морщила носик, что вызывало у хозяина дома довольную улыбку – Авдотья была мастерица готовить терпкий, бьющий в ноздри квас.
– Авдотьюшка, ты прибери со стола, а мы с гостями пройдем в горницу второго этажа, поговорим. Как баня будет готова, покличь нас. Да березовых веников не забудь достать с чердака сарая, старый-то я уже весь обтрепал о свои костлявые ребра! – пошутил вдобавок Семен, подмигивая княжне: извиняй, дескать, если с мужицкого языка ненароком слетит какое грубое словцо. И княжна Лукерья в ответ ему улыбнулась, давая понять, что на своем веку всяких слов довелось наслушаться, особенно от подвыпивших забубенных казаков или завсегдатаев поволжских питейных домов.
– Слушаюсь, батюшка Семен, – откликнулась стряпуха, плавно повернулась тучным телом вслед хозяину, который направился к винтовой лестнице, сверкавшей белыми перильцами в левом от двери углу просторной горницы.
– И я с тобой, – тут же решила напроситься в помощницы Дуняша, понимая, что ей вовсе не обязательно быть в этот час рядом с княжной. – Так давно не хлопотала по дому, что даже скучать начала. Моя родимая матушка с малолетства приучала нас ко всякой работе! – подхватив горку пустых мисок, девица поспешила на кухню вслед за стряпухой, которой, видно было, пришлась по душе эта красивая услужливая барышня – хотя и состоит при княжне, а не заважничала перед простолюдинкой с коломенского посада.
Семен первым поднялся на второй этаж, усадил гостей на плетеные стулья у небольшого круглого стола близ окошка, завешенного легкой, с разноцветной вышивкой занавеской.
– Сказывай ты первым, дядя Семен, чтобы не томить княжну Лушу. А потом и я поведаю о делах на Волге и о том, каким понизовым ураганом катало нас по Руси великой.
Семен Хомутов упер подбородок о левую ладонь, скомкав коротко стриженную с сединой бороду, посмотрел в окно. Отсюда хорошо была видна соборная церковь с высокими куполами, а над куполами с криком носились стаи галок, которые спасались от бородатого звонаря, гонявшего их черной тряпкой, привязанной к длинному шесту. На улице было пасмурно, и никаких солнечных отблесков от тех куполов сегодня не было.
– Я служил с воеводой князем Данилой с
