– Любо! – снова все одобрили.
Сел Брячислав. Гостомысл поднялся. Ну, этот брат всем хозяйством заведует. На нём община держится. Теперь он речь повёл:
– Народу прибыло к нам чуть ли не вдвое больше, что сейчас живёт. Зиму проживём не бедствуя. Но нужно срочно избы строить. Хотя не стоит всех в одном месте селить. Предлагаю заложить ещё два града: первый – за гремящей водой, что со второго озера Великого падает. Второй – на заход Ярилы, где море-океан близко к нам подходит. Там станем строить пристани и корабли, будем посылать их на разведку и на торговые места. И дорогу станем пробивать к тому граду. Определим ромеев пленных на стройку.
– Любо! – вновь поддержали его все.
Сел князь младший на место. Путята поднялся:
– Веру ничью ломать не стану. Просто расскажите людям, как всё есть. И о Перуне, и о Маниту, его сыне.
– Любо!
Брендан встал:
– Много соплеменников моих прибыло сюда. Благодарен я вам, други, что не бросили народ мой в беде. Пикты вкусили полной мерой, что ждёт склонившихся перед Чернобогом, и теперь умрут, но не сдадутся. И хоть стыдно им просить вас после того, что уже сделали славы для них, но есть у них лишь одна просьба: принять их всех под руку братьев-князей, считать такими же славами, как и все прочие, белоликие ли, меднокожие ли. Клятву на верность вам… – поклонился князьям, – и племени славов они готовы кровью принести.
Переглянулись братья, ответил Брячислав:
– Не надо нам крови. Слова достаточно. Коли так желают твои родовичи, быть посему. Так и передай людям. И не будет для нас и детей наших разницы между славянином и пиктом, ирландцем, меднокожим гуроном или воином другого племени этой земли. Ибо все мы люди и судим не за цвет кожи, а за дела и деяния человека, воздавая ему по заслугам.
Далее Храбр речь завёл:
– Народу у нас теперь много. А раз поселения с весны новые появятся, то и дружину надо увеличить. Крут, старший воевода, по моему разумению, с кораблями хорошо управляется. У меня же лучше с воинами пешими и конными выходит. Посему предлагаю то, над чем уже давно думаю: поделить воев на лодейных и тех, что на суше драться будут.
Замерли все – не бывало такого ещё на земле.
– Подумать надо. Взвесить всё.
Заторопился Храбр:
– Не всегда на корабле доспех земной удобен. Тяжёл он, плохо в таком на вёслах сидеть и тяжело драться, если палуба скользкая. Да и оружие своё для боя морского тоже лучше будет.
– То верно говоришь.
Крут нахмурился:
– Но всё же обдумать нужно. Взвесить всё. С людьми поговорить.
– А ромеи давно уже всё поделили! Вон, сами говорите, что с либурариями схлестнулись, нарядом корабельным!
Переглянулись все – а ведь верно парень говорит. Да тут Слав Говорун вмешался:
– Лучше поведай, что за коней дивных тебе из Арконы доставили?
– Не из Арконы. Тесть приданое Йолле прислал. Она говорит, что кони эти необычные. Сила у них огромная и выносливость. Лишь ханы да богатуры имеют право такими лошадьми владеть.
– Видел я их. Искра бога степного в каждом из них горит. Если удастся нам развести их, не будет равной коннице нашей на всём белом свете.
– А твои турьи наездники? Что? Уже бросил? – влез в разговор Крут.
Ответствовал Слав:
– Не бросил. Первая сотня есть уже. Потому и остановился. Сейчас воины мыслят, как лучше на турах биться. Оружие новое придумывают. Доспехи. Ухватки. Нельзя дело не по плечу брать. Сломаться можно.
Верно говоришь. Но вот что, братие. Для начала перезимовать нужно. Без потерь. Ближе к весне пошлём людей дорогу пробивать к морю. Впрочем, этим каторжане наши могут и сейчас уже заняться. А второй град можно и чуть позже строить. Другие племена на наши земли не суются – слух о пяти племенах уже всю землю облетел… – прищурился Гостомысл, продолжил: – Сразу, как снег сойдёт, необходимо поля распахивать на новых местах, ставить пристани и стены, избы и склады. Новый град центром всей торговли станет. Туда же, как Ледяное море вскроется, и корабли наши отправить. А здесь можно и простые лодьи иметь, что Крут сейчас купил да дед-ведун ему подарил. Согласны?
– Любо!
– Без торговли мы на месте станем. Будем словно пни торчать. Одряхлеем душой и телом. Растворимся среди меднокожих. Потеряем завет Прокши-провидца, и сгинет племя славянское бесследно, как прочие народы до него…
Храбр снова влез:
– А мне любопытно всё же, что там за земля на луораветланском чертеже изображена?
На него замахали руками, зашикали:
– Угомонись! Рано ещё! Опять в телегу поперёд коня ставишь! Придёт время – и узнаем. Не мы, так дети наши, или внуки. Сейчас же другое надо решить – народ наш сохранить, племя. Обычаи. Веру.
– Да понимаю я…
– А будешь снова мечтать зря, Йолле пожалуемся…
Тут все и грохнули со смеха – знали, что любит громадный воин свою дикую жёнушку больше жизни, и её-то уж послушается… Покраснел Храбр. Обиделся. Да обиду ту рукой сняло, когда Гостомысл, отсмеявшись, произнёс:
– Ты лодьи прибывшие осмотри поскорей да выбери три аль четыре. Забыл, что нас пуэбло и навахо на полудне ждут с товарами? Заодно и место для нового града присмотришь…
Кончилась встреча. Разошлись по домам собравшиеся. Не спит град – горят огни, люди по улицам снуют, а уж небо краснеть начинает, скоро петухи первый голос подадут. Да не до отдыха. Надо всех прибывших обиходить, пристроить, накормить, умыть – дел непочатый край. Ведь на каждого горожанина, ныне здесь живущего, включая грудных да малых, двое прибывших. Даже пленники-каторжане меднокожие и те уходить на отдых отказываются, вместе со славами людям помогают: пищу разносят, дрова к очагам таскают, одежду со складов раздают.
Ромеев отдельно от всех посадили. В ров, что вокруг детинца идёт. Поверху дозоры ходят в полной броне, с собаками да волками ручными. Из гуронов, что славами стали. Смотрят греки на воинов невиданных, в уборах из перьев на шеломах – трясутся. Что ждёт их? Впрочем, тоже не особо их обидели – еды принесли. Одеяла из шкур вниз бросили. Чтобы спали не на сырой земле. Зачем зря пленника мучать, если пользу от него можно немалую получить? Уж коли тот здоров будет, то и свою пищу отработает, и прибыль принесёт общине.
…Перешагнул Путята порог, Чепи сидит на лавке, ждёт мужчину. Не спит, хотя времени сколько прошло. Едва тот в горницу вошёл, вскочила, захлопотала. Из печи горшки достаёт, хлеб режет. Взглянул на женщину жрец, ничего не сказал. Сел за Божью ладонь, вознёс хвалу Маниту за богатый год. Поблагодарил и Перуна, что сына своего защищает и охраняет. Женщина мужчину накормила, напоила, посуду вымыла, платок накинула на голову – и к двери, засобиралась со двора.
– Куда ты?
