тирольских штанишках, в меховой кожаной жилетке, в зеленой шляпе с фазаньим перышком, пробежал мимо Алексея Ивановича рысцой. Видимо, фон Клюгге вновь надумал натянуть на себя маску добропорядочного промышленника-швейцарца, больше всего в жизни пекущегося о выгодах своего предприятия в родном Цюрихе, о прибылях. Он понимал, конечно, что в его маскарад никто не верит, и все же нарядился во все штатское. Или он надеялся притупить бдительность этого торчавшего в Баге Багу большевика-комиссара, запутать его. Мансуров был первым из русских большевиков, с кем фон Клюгге встретился в своей жизни лицом к лицу…
И сейчас на дорожке, взглянув на испещренное шрамами, выдубленное ветрами пустынь суровое лицо Алексея Ивановича, фон Клюгге тревожно, почти испуганно подумал: «Живой большевик!.. Комиссар! Этого не проведешь. Этого надо устранить!»
И мысли, копошившиеся в лысоватой круглой голове, если кто-либо мог бы заглянуть в них, могли напугать даже самого мужественного человека.
Никаких иллюзий на сей счет не питал и Мансуров. Яснее ясного было, что после событий на сегодняшнем банкете ему нельзя оставаться в Баге Багу. Сахиб Джелял успел ему рассказать о церемонии вручения наград. Мансуров уже принял решение и во время сиесты отправился на хозяйственный двор узнать, не приехал ли его «фордик». Если же машина не пришла, тогда следовало достать, найти, выкопать другую машину.
«Фордика» в гараже не оказалось. Зато у ворот Мансуров увидел мистера Хамбера.
Появление консула, мимолетная встреча с фон Клюгге сразу же заставили Мансурова решительно отбросить мысль о том, как бы поскорее выбраться из западни, в которую для него превратился райский сад Баге Багу. Он напряженно думал теперь, что сделать с фон Клюгге и со всей его фашистской шайкой.
Конечно, мистер Хамбер отлично знал, с кем он встретился в Баге Багу. Сахиб Джелял как-то между прочим, во время поездки на Кешефруд, упомянул, что англичанин довольно часто наведывается в Баге Багу. Уж не приехал ли консул Хамбер, в связи с тем, что здесь околачиваются Фриеш — фон Клюгге, Намура, фашистские резиденты.
Алексей Иванович поспешил во дворец. Поднимаясь по мраморной парадной лестнице, он сразу же увидел через широко распахнутое окно, выходившее на мраморную террасу, что в большой гостиной друг против друга восседают эдакими милыми собеседниками… консул Хамбер и фон Клюгге.
И раньше Алексей Иванович не сомневался, что круглоголовый, пунцовощекий, глуповатый на вид гитлеровский генерал на самом деле совсем не глуп. Нет, он хитер, коварен. Возможно, он в душе решил участь русского, проникшего столь не ко времени в штаб фашистов в Юго-Восточном Иране… Алексей Иванович понимал, что ничего хорошего для него эта встреча Фриеша — фон Клюгге с англичанином не сулит, но почему-то не почувствовал даже и признаков холодка в сердце, который всегда заползает, когда возникает серьезная опасность.
Нет, в груди Алексея Ивановича все горело. Так горит в груди охотника сердце, когда он завидит вблизи дичь. Эта дичь находилась в двух шагах в изысканно, даже роскошно обставленной гостиной алиалескеровской виллы. Эту дичь во что бы то ни стало следовало заполевать, и, вместо того чтобы сейчас же уйти, уехать из Баге Багу принимать меры в Мешхеде, Мансуров остался на мраморной террасе.
«Дичью» Алексей Иванович считал даже не генерала или консула. Его интересовала суть тех бесед, которые, очевидно, велись здесь, «под сенью струй».
Нельзя считать случайностью, что Хамбер систематически наведывается в поместье Али Алескера по два-три раза в неделю под предлогом охоты на антилоп. Охота охотой, но не слишком ли много развлечений. Когда где-то на Западе и на Востоке решаются судьбы мира, в частности судьба британского колониального могущества на всем Среднем Востоке. В базарных кахвехонах по краям пустыни все чаще муссируется ехидный слушок: господа ингризы «Падар сухте!» — «Да сгорит их отец!» — не прочь помириться с фашистами-аллемани. Но ингризы многоопытные, закоренелые туджоры — торгаши. За мир они требуют с пророка Гейдара, чтобы нефтяные промыслы казна богатств и сокровищ Азии — как были, так и остались бы в собственности британской «Англо-Персидской компании». Чтобы ни одна нефтяная вышка не перешла в руки к немцам. Твердое и обязательное условие!
И не связаны ли охотничьи экспедиции британского консула по степям и соленым пустыням с намечаемой сделкой…
Будучи еще молодым, совсем безусым командиром Красной Армии, Алексей Иванович Мансуров, тогда «Алешка-комвзвода», не раз сталкивавшийся в бою с пехотой Хемпширского и Йоркширского полков под Каахка и Байрам-Али, на себе испытал все «холодное и горячее», что несла советским людям британская интервенция в Закаспийской области. Мансуров тогда отлично узнал «на собственном горбу», что такое английский империалист-колонизатор на Востоке. Имя «англичанин» твердо и решительно отождествлялось тогда в представлении красного конника с одним из инициаторов похода на Туркестанскую Советскую Республику британским генералом Мелесоном, ярым идеологом британского империализма Денстервилем, который в двадцатых годах писал в изданных им «Мемуарах» с достаточно циничной откровенностью:
«Я являюсь представителем единственной демократической страны в мире.
Я полагаю, мы не должны дать почувствовать персам, что мы, будучи страной демократической, поддерживаем крупных помещиков Персии против демократического движения.
Я отпарирую попытку получить такие сведения отважной ложью.
В дни войны всякие художества должны уступить место голой утилитарности… Наименьшая затрата сил и достижение наибольших результатов — мой девиз.
Я надул их цитатами из Хафиза…
Нефть стоит того, чтобы пуститься на авантюру.
Цель англичан — утвердить свое господство в Закавказье, на Северном Кавказе и в Туркестане.
Каспийское море! Бакинская нефть! Туркестанский хлопок!
Все народы и народности — военный материал!»
Чтобы скрыть свое возбуждение, Алексей Иванович положил руки на полированную крышку стола, стоявшего в дальнем конце мраморной террасы, и постарался сделать равнодушное лицо. Отсюда, через огромное открытое окно, он мог видеть лица: мясистое, багровое — генерала и бледно-розовое англичанина; он мысленно выругался: «Ну и гады!» Годы не вытравили у Мансурова привычки крепко выражаться.
Отсюда, с мраморной террасы, он не мог слышать, о чем беседовали Хамбер и Клюгге, но понимал: договариваются.
В ярости на собственное бессилие он сжимал и разжимал кулаки на блестящей доске стола и чертыхался.
…Со всей изощренностью, изворотливостью Хамбер излагал соображения, которые должны были перекинуть на Среднем Востоке мостик между британскими и немецкими интересами. Получалось так, что в Азии Германия и Британия имеют одного врага — большевизм. Получалось так, что Германия и Великобритания враждуют и воюют по недоразумению даже на европейском театре военных действий. Тем более чудовищно воевать друг с другом на Востоке! Хамбер
