— Моя треска! Неужели ты вырвался из львиного логова и вспомнил, что у тебя есть дом?
Волосы у нее в ушах поседели и топорщились больше обычного. Он поцеловал ее в один из кустиков.
— Если ты будешь продолжать звать меня треской, я буду называть тебя дикой кабанихой.
— А если ты будешь по-прежнему пытаться окрутить свою старую тетушку, получишь по заднице, хоть и вымахал уже.
Кожа у нее под глазами влажно поблескивала. Вернулось ощущение неловкости.
— Где остальные, Мика? Отец, дети, Энтони и Фенелла?
— На самом деле тебя интересуют только двое последних, да? А про бедную Ханну и вовсе позабыл.
— Только ей не говори, ладно? Я хочу знать, где каждый из них!
— У маленькой Лиз опять кашель. Крабик слишком много работает, ему бы поберечься, но разве молодежь слушает старую тетушку? Ханна и мальчик с ней. А твой отец лег прилечь после заседания совета.
— Отец? В это время? Он ведь не заболел?
— Он устал, Сильвестр. — В ее голосе прозвучала нотка упрека. — Мы оба временами посмеиваемся над тем, что вы зовете этих троих, что наверху, миссис Клэпхем, склочного дьявола и молчунью — «стариками». А мы с Джеймсом ни на день не моложе их.
— А вот и нет, тетушка! Вы вечно молоды. — Он хотел подхватить ее за талию и закружить, но она удержала его руки.
— Твой гребешок и морская звезда в саду. Занимаются итальянским. Если хочешь знать мое мнение, они могли бы заняться чем-нибудь другим, но кто же меня спрашивает? Иди уже. Тебе ведь не терпится с того самого момента, как ты ворвался сюда, а мне нужно научить этого Cocinero[4], которому мы явно платим слишком много, как запекают птицу, не засушив ее окончательно.
Сильвестр снова поцеловал ее в ухо и ушел. «Все в порядке», — успокаивал он себя. У Лиззи кашель, но он у нее часто бывает, а новая грудная мазь, которую он купил у королевского лейб-медика, наверняка поможет. То, что его неутомимый отец лег полежать до ужина, было необычно, но тетушка Микаэла права: они уже не молоды, они заслужили отдых.
«Я останусь здесь, — решил он. — Не стану больше возвращаться в Лондон. Пусть Энтони сражается, пока не очистится рана на сердце, а я пока буду беречь семью, верфь и дом. Отец занимался этим достаточно долго».
Выйдя через переднюю дверь в весенний вечер, он увидел их. Отцовские розы еще не распустились, потому что зима была бесконечной, но они образовали над аркой зеленую крышу. Они оба сидели на каменной скамье, которой не было здесь, когда Сильвестр уезжал. У их ног стоял фонарь, заменяя собой свет угасающего дня. Они склонили головы над книгой, про которую на Рождество Фенелла сказала Энтони: «Она у меня вот уже три года, а мы прочли всего несколько страниц. Я забываю итальянский. Не дари мне новой книги, подари мне время».
Очевидно, Энтони принял ее пожелание близко к сердцу. Может быть, сэкономил время на стрижке, поскольку его черная шевелюра отросла достаточно, чтобы спадать вперед и касаться пепельно-русых волос Фенеллы. Есть ли в мире что-то, что может ярче выражать любовь и исключительность, чем это смешение волос? Сердце Сильвестра вдруг подпрыгнуло. Только прыжок получился немаленький и сердце никак не хотело успокаиваться. Ему пришлось прижать обе руки к груди, поскольку он ужасно испугался, что сердце вот-вот разорвет ему ребра.
Энтони склонился еще ниже над страницей и прочел своим звонким, отточенным голосом, который словно был создан для итальянского:
Noi leggvamo un giorno per diletto
Di Lancilloto, come amour lo strinse:
Soli eravamo e senza alcun sospetto.
Сильвестровы знания итальянского давным-давно погибли, но это место из «Божественной комедии» он помнил прекрасно: среди адских грешников Данте встречает молодую дворянку Франческу да Римини, и судьба прелюбодейки — единственное, что трогает его до глубины души. Та Франческа была замужем за Гвидо Малатестой, но пока супруг занимался делами, ей составлял компанию его брат Паоло. И Паоло же сидел с Франческой в саду и читал.
Фенелла тоже склонилась над страницей, коснулась мягкими волосами волос своего возлюбленного и принялась старательно переводить:
В досужий час читали мы однажды
О Ланчелоте сладостный рассказ;
Одни мы были, был беспечен каждый[5].
Энтони поднял голову и несколько раз поцеловал ее в темечко, а затем принялся читать дальше:
Per più fiate gli occhi ci sospinse
Quella lettura, e scolorocci il viso:
Ma solo un punto fu quel che ci vinse.
Фенелла поцеловала его в уголок губ, и сердце Сильвестра сжалось.
Над книгой взоры встретились не раз,
И мы бледнели с тайным содроганьем;
Но дальше повесть победила нас.
Энтони взял Фенеллу за руки и поцеловал ее ладони. Сильвестру столько раз хотелось увидеть их в таком единении. Столько раз мысль о том, что он увидит их такими и сможет обнять одновременно, утешала его. Но теперь он застыл. Энтони, обычно обладавший таким острым слухом, не заметил его, а Фенелла, казалось, тонула в глазах своего возлюбленного, который прочел еще несколько терций. Фенелла не справлялась с переводом и рвала на себе волосы, а Энтони смеялся, крепко держал ее за руку, отбрасывал назад непослушные пряди. Продолжая гладить ее, он объяснял ей, что читали в том саду Франческа и Паоло и что было потом: Ланселот поцеловал Гвиневру и, вместо того чтобы читать дальше, Паоло поцеловал дрожащие губы Франчески.
Galeotto fu il libro e chi lo scrisse;
Quel giorno più non vi leggemmo avante.
— Я когда-то так плакала о них обоих, — негромко сказала Фенелла. — О Ланселоте и Гвиневре, о бедном короле Артуре и о Камелоте, который пал.
— Сильвестр тоже, — ответил Энтони, и сердце Сильвестра снова совершило болезненный скачок.
— Я знаю. Он говорит, что мы, люди эпохи Ренессанса, имеем право плакать друг о друге, а еще о тех, которых не было.
— Но должны же быть еще и такие люди эпохи Ренессанса, которые слишком трусливы, чтобы плакать.
Она погладила его плечо.
— Ты не слишком труслив, чтобы тебе нравилась Франческа.
— Она даже черту понравилась бы, правда? Данте плачет о ней. Что скажешь, хочешь перевести еще эти две строчки?
— Что значит «Galeotto»? — спросила Фенелла.
— Спроси у Сильвестра, — я знаю только, что слово «Galeotto» означает сводник, это один из рыцарей из любимого романа Сильвестра, друг Ланселота, который помогает ему остаться наедине с Гвиневрой.
— Галеот, — догадалась Фенелла.
Энтони склонил голову.
