— Помилуйте, — пожал плечами Свод, — я прошу вас меня простить, Якуб, но вот уже который раз я пытаюсь доказать вам, что в моей поездке туда нет никакого смысла.
— Ну конечно, — возразил Якуб, — думаете, будет лучше, если Патковская явится сюда?
— И что с того? — улыбнулся Ричи. — Эта особа приедет, ничего не изменится, ведь она совершенно не владеет английским, …так, пару слов. Как я стану с ней изъясняться? Или вы думаете, что она рискнёт доверить вам перевод столь деликатного разговора? Само собой нет. А понять многосложные объяснения из моих уст о несостоятельности наших отношений она точно не сможет. Что ж тогда вы прикажете мне делать? Просить перевести весь этот бред её сына?
— Подождите, — не на шутку озадачился Война, — но как же вы тогда …с Патковской и этой Михалиной? Или вы хотите сказать, что простолюдинка знает…
— Ничего Михалина не знает, — спокойно ответил Свод, — да и не надо ей ничего знать, кроме того, что я безропотно готов отдать за неё свою жизнь. Я, конечно, боюсь снова услышать продолжение утреннего разговора о грязи отношений и так далее, однако считаю своим долгом сообщить вам, Якуб, что в отношениях мужчин и женщин есть вещи, в которых и разговаривать-то особенно не надо. За вас всё скажут глаза и жесты.
Война снова устало улыбнулся:
— Чёрт вас подери, Ричи. Какой же вы всё-таки…. Значит так, — добавил он, вставая, — завтра мы едем в Патковицы, а там будь, что будет. У меня, знаете ли, там свои дела. Будет повод представить вас Андрею и ещё раз повидаться с Сусанной. Думается мне, что недалеко то время, когда Патковские сменят дома льняные скатерти на камчатые. И если всё пойдёт как надо, то к концу следующего года я и Сусанна поженимся. Как вы считаете, стоящее это дело?
— Вам виднее, — уклончиво ответил Свод, — только я не понимаю, при чём тут скатерти?
— Скатерти? — Переспросил Якуб. — Они, конечно же, ни при чём. Просто у нас так принято, привечать гостей в дни умеренных торжеств, застилая столы льняными скатертями, а в праздничные или по особому случаю, скажем, по случаю помолвки, камчатыми.
ГЛАВА 9
Ветряное утро следующего дня подсушило всё, что наплакало за последнее время безутешное небо. Старательно перемешиваемый ветром воздух, дышал свежестью лёгкого морозца и игриво пощипывал раскрасневшиеся щеки всадников. Поднялся выше потолок чёрно-синих туч и шалеющие от резких порывов ветра галки, будто дети на горке весело катались в складках его невидимого плаща, сопровождая это действо пронзительными резкими криками.
Кони, сойдя с каменистой дороги, неохотно ступали по вязкой, холодной земле, фыркали, пугаясь встречной атаки ветра, вертели головами, не в силах спокойно дышать под неуютным давлением движущихся холодных масс.
Ветер безумствовал настолько, что в этой безудержной игре сумел добраться до святая святых, сердца англичанина, в котором убаюканные ленью уже едва тлели угли воспоминаний о морских просторах. И пусть вокруг них яростно шумели на ветру не морские волны, а самое заурядное литовское поле, сердце Свода пело. Он улыбался встречному ветру, и даже что-то тихо мурлыкал себе под нос.
Якуб, глядя на него, только сутулился да поплотнее укутывал шею, вжимая голову в воронку высокого воротника жупана. Его конь уже хорошо знал дорогу к Патковицам, потому, оставшись на короткое время без внимания хозяина, не останавливался, а понуро ступал по своим же собственным следам, оставленным накануне.
Они отъехали достаточно далеко от Мельника. Разговор как-то не клеился, и всадники молчали, всматриваясь в невесёлую картину засыпающей природы, думая каждый о своём. И вдруг Якуб, заметивший кого-то далеко впереди привстал в стременах:
— Интересно, кто это?
Свод в ответ снисходительно улыбнулся:
— Вы у меня спрашиваете? Давайте съездим и посмотрим…
Они стремительно сорвались с места и пустили лошадей взапуски[158] к далёкой зияющей ране оврага, того самого, у которого несколько дней назад впервые встречались Якуб и Сусанна. У самого края горбатого овражьего берега, словно каменное изваяние застыл Всадник. Он смотрел куда-то вниз. Вскоре и он заметил приближение гостей.
Якуб и Свод, повинуясь чувству соперничества, почти одновременно взлетели на приовражный холм и едва смогли остановить разгорячённых скачкой коней.
— Пан Лянге! — вскричал Война, утихомиривая своего скакуна. — Вот так встреча. Что вы тут делаете…?
— О! Пан Якуб, приветствую вас и…
— Это мой друг, мистер Свод, я рассказывал вам…
Ричи, понимая, что разговор идёт о нём, привстал в стременах и поклоном поприветствовал неизвестного. Тот имел широкую кость, был крепок в плечах и выглядел как человек военный, совсем не избалованный поместным житьём.
— Свод, о, простите, пан Мечислав, — затараторил Война, судорожно перескакивая с одного языка на другой, — Свод это мистер Лянге, тот, у которого служил Эшенбурк. Простите, мы с ним пообщаемся, а после я всё переведу вам…
— Не беспокойтесь, — понимающе кивнул англичанин и стал пристально всматриваться в дальний угол оврага, где, подозрительно вздрагивая, шумел густой кустарник…
— Вы так и не ответили, — краем глаза замечая интерес Свода, продолжил Война, — пан Лянге, что вас сюда привело?
— Кабан.
— Кабан? — удивился Якуб.
— Представьте себе, — улыбнулся пан Мечислав. — Я вёл его издалека. Подъеду ближе, он, наглец, атакует, отпущу — бежит так, что и на лошади не догнать, вот так и развлекаемся догонялками. У меня-то с собой нет ничего, чем можно было его побольней «укусить». Из всего арсенала только русская сабля. Она хоть и оттянута, как турка[159], а всё равно на кабана с ней не пойдёшь. Так что, дорогой друг, теперь я точно знаю, что означает поговорка: «видит око, да зуб неймёт».
Эх, — вздохнул Лянге, — мне бы уже давно плюнуть на него и вернуться домой, да охотничий азарт заедает, ведь знатный трофей там, в кустах зашился. Пан Война, а у вас нет с собой чего-нибудь …из малой артиллерии?
— Нет, пан Мечислав, — невольно рассмеялся Якуб, — мы с паном Сводом на прогулках обходимся без рушниц.
— А жаль, — с сожалением заключил Лянге, — знать не судьба зверю, сегодня попасть в котёл. Однако, — легко отстранился он от шутливого оттенка разговора, — как это ни прискорбно, но мне кажется, что грядут те самые времена, когда вот такие заурядные прогулки без оружия станут небезопасны.
Война, соглашаясь, кивнул:
— Вы имеете ввиду вылазки русских на литовские земли?
— Вылазки? — Удивился Лянге, наскоро смерив взглядом, продолжающего оставаться безучастным к их разговору, Свода. — Ещё три года назад под Смоленском у русского царя в его «великом наряде[160]» было одних только больших и малых пищалей аж до двух тысяч. До двух тысяч, Якуб! Не мне вам об этом говорить. А ещё пушки, рушницы, самопалы? Таким арсеналом никто из наших соседей похвастать не может. Вам, как человеку знающему толк в оружейном деле известно, сколько ещё можно добавить и доработать этому войску за три года при их-то нынешнем царском упоре на ратное дело.
