Я врала себе — мне было тревожно. И еще я думала… Усмехнулась про себя. Да, иногда у меня получалось думать! Если не убили сразу, значит зачем‑то им понадобилась. Наверное, будут разговоры разговаривать или опыты ставить. Кто знает, вдруг эти инопланетяне долбаные — аноры — аторы — хотят захватить Землю, поэтому им нужен Самый Страшный Военный Секрет? Тогда их ждет жестокое разочарование: не ту взяли! Я ничего, ничегошеньки не знала.
В общем, решила молчать. Молчать, во что бы то ни стало. Выжидать. Выживать. Ведь с корабля невозможно сбежать, пока он не приземлится. Поэтому сидела и вспоминала прошлое, то, что когда‑то говорил отец. Думала о Ленке, о Ромке Морозове, о последнем прочитанном романе и повторяла про себя неправильные английские глаголы.
Затем пришел неунывающий анор Кассидис гигантской шишкой на голове. Хотела извиниться, но не стала, решив изображать молчаливую комсомолку на допросе у фашистов. В прошлом моего народа были героические примеры, почему бы мне им не последовать?!
Под присмотром двух здоровяков в черных комбинезонах доктор долго водил над моей головой каким‑то прибором, словно он — знаменитый маг — чернокнижник, очищавший меня от порчи. Болтал без умолку о том, что миссия «Восхода Арана» закончена, и корабль возвращается в систему Рагхи, где экипаж ждет желанный отпуск.
А меня? Что ждало меня, у доктора спрашивать не стала. Он ушел, сунув в руку крестик, сказав, что пришлось снять, когда лежала в регенераторе. Улыбнулась, поблагодарила, выходя из образа Снежной Королевы или Зои Космодемьянской. Когда стала надевать, и заметила… Черт! Тонкие, едва заметные светлые шрамы от неосторожного обращения с Дымком — иногда, заигравшись, рысь выпускала когти — исчезли. Кожа на запястьях стала ровной, словно… Словно я только что родилась! Осмотреть остальные шрамы не успела, потому что дверь распахнулась, и в комнату вошли трое.
Эта фактурная троица одним своим видом внушала мысль о близости загробной жизни. Одетые в черные комбинезоны, которые носили высшие офицеры — аторы, пришедшие почти не отличались от людей. У них были узкие, удлиненные черепа, полностью выбритые головы и татуировки, берущие начало от правого виска. Какие‑то символы или, быть может, буквы, которые усталый от обилия информации мозг отказался переводить. Глаза мужчин приковывали внимание. Слишком большие, с огромной черной радужкой, в которой терялся зрачок, они казались мне дырой в Бездну. Лица — высокомерные и равнодушные, взглянув в которые, я отвернулась и уставилась в старую знакомую — стену.
Двое остались у двери, третий, с непонятными знаками различия на груди черного комбинезона — красные треугольники, — прошел, остановился передо мной. Я бросила на мужчину быстрый взгляд. Высокого роста. Худой, но крепкий. Наверное, средних лет, ведь я ничего не знала о тех, кто захватил меня. На щеке — тонкая полоска застарелого шрама, словно от удара ножом. Странно, почему не убрал, ведь, кажется, им доступна полная регенерация?
Опасный, очень опасный! Интуиция завопила, предупреждая, что от этого… инопланетянина лучше держаться подальше
— Встать! — рявкнул мужчина.
Я не пошевелилась, размышляя, как вести себя на допросе. Сбегать и не думала — не дадут! Двое, что замерли у дверей, положив руки на оружие, явно не собирались повторять ошибки анора Кассиди.
Время на размышление мне тоже не дали. Мужчина замахнулся, и я непроизвольно закрыла глаза, понимая, что сейчас ударит. Не ошиблась. Пощечина наотмашь — сбоку, в скулу — такой силы, что от боли перехватило дыхание, и я приложилась в стену затылком.
— Я привлек твое внимание? — спросил атор. — Встать!
Встала. Не потому, что болела разбитая скула. Я хотела знать, что им от меня надо. Если будет планомерно избивать за непослушание, какие тут разговоры? Замерла перед мужчиной, стараясь не трястись от выброса адреналина. Страшно не было, наоборот… Едва сдерживалась, чтобы не совершить какую‑нибудь глупость. Например, выхватить у него из‑за пояса оружие. Но я понимала, что на этом земной путь Маши Громовой закончится. Хотя… Он и так уже закончился, ведь мы — в открытом космосе!
— Мое имя — Наставник Гахри. Повтори!
— Наставник Гахри, — покорно произнесла за ним.
— Как тебя зовут?
— Маша Громова.
— Откуда у тебя браслет?
— Нашла.
Он вновь меня ударил. Еще одна пощечина такой силы, что я, решив не сопротивляться, упала на кровать. Лежала, чувствуя, как течет кровь из разбитой губы и как затягивается ссадина от первой.
— Не врать! — заорал на меня. — Встать!
Встала, вытирая рукавом лицо. Кровь его заинтересовала. Наставник протянул руку, схватил меня за разбитую скулу, поворачивая лицо так, чтобы ему удобнее было разглядеть. Я молчала, сжимая зубы.
— Продолжим, — сказал он, но тут разнесся приятный женский голос:
— Пять циклид до старта. Членам экипажа подготовиться к выходу в надпространство. Займите свои места и пристегните ремни.
Ничего из вышеперечисленного мне сделать не удалось, потому что Наставник, отпустив мое лицо, вернулся к допросу.
— Откуда у тебя браслет?
— Нашла два дня назад. Кто вы такие? Что вам от меня надо?
— Не догадываешься?! Где твоя мать? — рявкнул он.
— У меня нет матери. Она умерла, когда я была маленькой.
— Не — ет, — протянул мужчина. — Твоя мать — Ийлин Таннис! Я сразу узнал тебя, когда увидел на корабле. Почему ты включила передатчик? Кому подала сигнал? Когда должен прибыть челнок?
Он вновь ударил меня, потому что я промолчала. Ни на один из этих вопросов у меня не было ответа.
— Меня вырастил отец. Я ничего не слышала о своей матери! — поднявшись с кровати после очередного удара, крикнула ему в лицо. — Я понятия не имею, кто вы! Я вообще ничего не знаю! Меня зовут Маша Громова. Моя мать умерла. Мой отец умер. Моя бабушка умерла. Мой дед умер. Идите вы в… — сказала куда, — потому что я тоже хочу умереть! Еще раз ударишь меня, я сломаю тебе руку. Это так же больно, как когда бьют по лицу!
— Четыре с половиной циклиды до старта, — доложил женский голос. — Запуск дополнительных реакторов произведен.
— Я тебе верю! — неожиданно произнес черный комбинезон. — В духе Ийлин — спрятать своего ребенка на дикой планете, думая, что не смогу до него добраться. Но она ошиблась, моя маленькая инори!
Он протянул руку, вновь коснулся моего лица. У меня там что, медом намазано?
— Твоя мать — преступница. Она приговорена к смерти, но бежала от правосудия. Ее вина настолько тяжела, что, по законам Империи, ложится на три поколения. Тебя казнят, Маша Громова, — произнес он ровным голосом, будто… будто сообщил, что мне пришло письмо, — за то, что совершила анора Ийлин Таннис.
