— Г-г-голый, — заикаясь, передала она подругам.
Те сочувственно вздохнули.
Робким движением девушка попыталась освободиться. Федька же безнадежно крутил носом в кубанке и, забывшись, не разжимал пальцев.
— Ты чего так долго? Вылазь, — зашептала в печь Катя.
— О-о-он… не пущает, — отозвалась Зойка заплетающимся языком, чувствуя, что силы вот-вот оставят ее.
— Чхи! А-а-апчхи! — сначала глухо, а потом звонко донеслось из печи.
В голос взвизгнув, Фрося и Катя сломя голову кинулись вон из бани. Коротко и громко мяукнули ржавые петли. Ворвавшийся поток свежего воздуха всколыхнул крохотный язычок пламени свечи и затушил его. Воцарился плотный мрак.
Глухо охнув, Зойка плюхнулась в глубокий обморок. Несколько минут Федька сидел неподвижно, надеясь, что девушка быстро придет в себя и убежит. Но она лежала неподвижно. Вот-вот могли вернуться опомнившиеся горе-гадалки с кем-нибудь из мужиков. Он опасливо перелез через девушку и облегченно перевел дух — слава богу! — не очухалась, а то б визг подняла… Хотел уйти, но чувство вины заставило его подумать и о девушке. Бережно вытянул ее из печи и, держа на руках, беспомощно повертел головой по сторонам. Проверил ногой прочность скамьи, осторожно положил на нее девушку. Попытался в темноте заглянуть ей в лицо, ничего не увидел, лишь ощутил на щеке слабое дыхание. И не удержался от соблазна, нашел ее пухлые губы и неумело поцеловал.
Зойка глубоко вздохнула и, Федька инстинктивно почувствовал это, открыла глаза. Тут же испуганно вскочила на ноги.
— Не бойся, — как мог мягче прошептал он, опасаясь нового обморока. — Я тебе ничего не сделаю.
Она охнула опять, но чувств не лишилась. Прижалась к стене, беспомощно вглядываясь в темноту.
— Кто ты? — вымученно выдавила она из себя. — Леший?
— Не, я Федька.
— Какой Федька?
— Да ты меня не знаешь, я не тутошний.
— Пусти меня.
— А я и не держу… Ты только никому не сказывай, ладно?
— Не скажу, — безразлично пообещала она. Вытянув вперед руку, двинулась к двери, но тут нечаянно наткнулась на рукоятку нагана за поясом Федьки. Поспешно отдернула руку, остановилась и спросила:
— Ты красный?
— Скажу да — к Маруське побежишь, скажу нет — не поверишь… Думай что хочешь, только прошу тебя, никому обо мне не сказывай… Я тебя не тронул, хоть и мог бы, так и ты не выдавай меня…
— В печи ты сидел? — как-то робко спросила она.
— Да понимаешь, так получилось… — замялся он. — Ты где живешь?
— Зачем это тебе? — удивилась Зойка, не ожидавшая подобного вопроса.
— Да так… Может, сватать приду.
Она немного помолчала в замешательстве.
— Еще в лицо не видел, а уже сватать собираешься… Может, я кривая, хромая, горбатая…
— Вот и спрашиваю, чтоб увидеть опосля.
— Я у попа батрачу… Только я за красного не пойду.
— Это почему?
— Они всех поразорили, пограбили… Сколько народу из-за них полегло…
В голосе девушки не было убежденности, чувствовалось, что повторяла чужие слова. Федька этого не уловил и искренне возмутился, забыв, что окончательно выдает себя.
— Кто тебе набрехал такое! Это царь да белые гады войну начали, а на нас сваливают! А ты… ты тож под их дудку?…
Снаружи послышался шум: шло несколько человек. Федька запнулся на невысказанной фразе, замер, прислушался, выхватил наган. Звонко щелкнул предохранитель. Подошедшие нерешительно остановились у бани.
— Эй! Кто там есть? — спросил сиплый голос подвыпившего мужчины.
— Лезь в печь! — шепнула Зойка.
Но Федька подскочил к окну.
В тот же миг все ночное пространство за окном осветила яркая вспышка молнии. Мощный раскат грома потряс землю.
Девушка увидела при вспышке молнии взлохмаченную Федькину голову и плечи в проеме окна. Поняв его намерение, шепнула:
— Не бойсь, не выдам!
После секундного замешательства Федька отскочил от окна, обхватил Зойку за плечи и крепко поцеловал. Она не сопротивлялась, не отталкивала.
Вновь вспыхнула молния и громыхнуло. Федька исчез в окне. Зойка торопливо накинула юбку, заметив в предбаннике свет керосинового фонаря, поспешно шагнула ближе к двери.
В баню вошли отец и брат Кати. Следом обе подружки. В руках Кати фонарь, пламя которого судорожно металось из стороны в сторону. Отец отобрал у нее фонарь, закинул винтовку за плечо, посветил в лицо Зойке.
— Ты одна?
— Одна…
Он посветил в печь и накинулся на подруг.
— Тьфу! Балаболки! Описались с перепугу, а тут ходи из-за вас по грозе… Марш по домам!
Девушки не заставили повторять, живо выскочили из бани под проливной дождь. За ними, ругаясь, выбрались мужчины.
Федька, притаившийся под вишнями, успокоенно вздохнул и снова полез в баню.
Садами и огородами добирался Илья до своего дома. Вспомнив привычку деда давать на ночь корм скотине, решил пока забраться в сарай, чтобы не рисковать напрасно.
Осторожно проник во двор, юркнул в дверь хлева. Дохнуло знакомым запахом парного молока и навоза. В углу замычала корова, внучка той телки, которую когда-то огрел он по боку поленом, приняв за лешего. Илья грустно улыбнулся своим воспоминаниям, усевшись в противоположном от коровы углу на кучу сена.
Ждать пришлось недолго. Вскоре от дома зашаркали дедовы, шаги. У двери дед на некоторое время задержался, подозрительно осматривая незадвинутый засов.
— Олух старый! — обругал он себя. — Забыл засов задвинуть…
— Дед, — тихо позвал Илья, когда тот вошел в хлев.
— Кто, там? — спросил дед.
— Я, Илья.
— Ты, басурман?
— Я самый.
— Откуда взялся?
— С того света.
— Я так и думаю… Давно похоронил тебя.
Они сошлись в темноте. Обнялись. С чувством троекратно облобызались.
— Кто у нас дома, нонче?
— А кому быть? Бабка в прошлом году померла… Один я…
Дед говорил спокойно, как, впрочем, всегда.
— Ты иди в дом. Я покедова сена корове положу, — предложил он внуку.
— Ладно, — согласился Илья. На пороге, как бы невзначай, спросил: — Дед, а у кого атаманша расположилась?
— У попа. А тебе на что? Аль в гости собрался?
— Может, и схожу. Говорят, она из себя ничего, можно посвататься…
— Опоздал с яйцами на базар.
— Ничего… А который час?
— Одиннадцать будет.
Как бы подтверждая слова деда, ослепительно сверкнула молния, грянул гром. Дед степенно перекрестился.
— Видишь, правильно.
Илья устало вскинул голову навстречу первым каплям теплого летнего дождя.
— Знаешь, дед, я, пожалуй, сейчас в дом не пойду. По делу надо сходить.