Шуалейда, Шу, Лея… Как быстро насмешливые боги отняли иллюзию счастья.
Зажмурившись до радужных пятен в глазах, чтобы избавиться от желанного образа, Дайм зашел в свои покои. Холодные, пустые — как раз, чтобы прочитать, наконец, папку Парьена и сундук отчетов. Против ожидания, папку не тронули даже вездесущие мухи. Или Бастерхази на старости лет растерял любопытство, или достиг такого запредельного мастерства, что все ухищрения Дайма ему нипочем.
«… пропали пять сашмирских торговых судов. Векселя, выписанные шкипером и владельцем „Киламджари“, были сданы в Найрисском филиале Горного банка накануне предположительной даты прибытия купцом карумайской наружности…»
Дайм в третий раз прочитал абзац, но пропавшие сашмирские благовония и векселя никак не желали увязываться с нелюбопытным Бастерхази. Взгляд то и дело соскальзывал с исписанных тонким строгим почерком листов на темное зеркало в углу.
Отбросив папку, Дайм вскочил и, пока не успел сам себя отговорить, начертал руну вызова. Зеркало помутнело, заискрило и показало гостиную Шуалейды.
Хилл бие Кройце, Стриж
«Главное в нашем деле — уметь вовремя остановиться», не раз говаривал Мастер. Только вернувшись из Тени, Стриж осознал, насколько же вовремя он остановился в этот раз: вокруг мага хищно мерцали ловчие нити, а сам он уже не выглядел испуганной жертвой, скорее раздосадованным охотником.
— Другого шанса не будет, — ухмыльнулся Бастерхази.
В ответ Стриж сделал неприличный жест, а про себя удивился: почему темный так уверен в том, что ткач не заметит сети? Ведь Тень позволяет видеть магию. Или не Тень?
— Тебе все равно придется её убить. От Хисса не убежишь.
«И ты не убежишь. Хисс уже попробовал тебя на вкус», — хотел бы ответить Стриж, но вспомнил про заклинание молчания. Конечно, оно легко рвется, но… пока пусть будет.
Улыбнувшись разъяренному неудачей магу, Стриж развернулся и пошел обратно в парк. От брошенного вслед огня уворачиваться он не стал, лишь прижал ладонью коробочку, упрятанную под пояс, чтобы не упала. В том, что ошейник защитит его самого, Стриж уже не сомневался. Как и в том, что больше Бастерхази не даст ему шанса себя убить.
Проклятье. Если не Бастерхази — то Шуалейда? Хисс хочет ее душу, и рано или поздно заставит своего слугу выполнить заказ. Может быть, сказать ей?.. не прямо, Хисс не позволит выдать тайну заказа. Намекнуть. И лучше намекнуть Длинноухому, уж он не пожалеет мастеру ткачей быстрой смерти… Или он знает? Для кого он говорил про Закон — для Шуалейды или для мастера теней? Но зачем, проклятье…
«Третья сторона. Мастер Ткач», — как наяву послышался голос главы Канцелярии.
Стриж потряс головой. Наставник? Нет, ни за что.
«Цель, заказчик или Мастер Ткач, — теперь голос Дукриста походил на рык демона. — Хисс все равно получит свою жертву».
Только не Шуалейду. Что угодно, только не ее! Лучше бежать от нее подальше, пока демон снова не потребовал крови.
Стриж схватился за виски, зажмурился: не думать о заказе, не звать демона! — и только сейчас понял, что его лицо и руки обожжены. Камзол вместе с рубахой сгорели, ожоги горели и тянули, но Стриж почти не чувствовал боли. Ярость, обида и ненависть выгорели, когда он охотился на Бастерхази, и, хоть при воспоминании о Шу, воркующей с Дукристом, все еще было горько, ясность рассудка вернулась. Почти. Если не встречаться с шисовым Длинноухим — и не думать о заказе!
Какая-то ветка царапнула по обожженному боку, и Стриж зашипел от боли, проклиная неуместную слабость, и стал внимательно рассматривать Фельта Сейе — немедленно отвлечься от мыслей от крови и демоне!
Несмотря на разгар бала, в этой части парка было пусто, даже музыка доносилась еле-еле. Сам парк больше походил на лес, только светлый от множества фонарных жуков, и дворца не было видно, хоть он успел отойти от башни Бастерхази всего на пару десятков шагов. И фантомные феи отчего-то не кружились в хороводах, а сидели на ветвях и любопытством разглядывали его. Очень странное место этот Фельта Сейе!
Высоко в ветвях засмеялся филин, зашумел крыльями, и на Стрижа посыпались листья, прилипая к воспаленной коже. Прикосновение оказалось неожиданно прохладным и приятным, а запах — похожим на буши, испеченные мамой Фаиной. Стриж невольно вздохнул, потом зевнул, зажмурив глаза… а когда открыл их, обнаружил вместо дорожки под ногами мягкую траву, вокруг полянки — непролазное переплетение кустов и молодых грабов. Из-под корней старого дуба выбивался ручеек и журчал что-то умиротворяющее, а над водой качала лимонными, светящимися в темноте гроздьями цветов жалей-трава.
Размышлять, с чего вдруг Фельта Сейе дарит ему такие подарки, Стриж не стал. Толку-то? Умывшись и напившись из ручья, он сорвал несколько длинных и широких листьев жалей-травы, намочил их, размял и приложил к ожогам. Боль немедленно утихла, зато закружилась голова, и Стриж, как не цеплялся за ускользающее сознание, провалился в теплый и уютный сон.
* * *
Разбудили его голоса. Мужские. Смутно знакомые.
Стриж мгновенно вынырнул из сна, готовый драться, бежать или прятаться. Голоса звучали совсем близко и сверху, было темно и тесно, пахло сыростью, давленой айвой и мужским потом. Со всех сторон кололись ветки, в лицо лезли жесткие листья. Стриж не успел удивиться, почему спал в самой гуще куста, как разобрал знакомое имя:
— …Зифельд!
Он прислушался, но голоса звучали невнятно, словно через слой ваты, хотя движение нескольких людей чувствовалось совсем близко, так близко, что Стриж мог бы схватить ближнего за белоснежный чулок.
— …не переломитесь, если пригласите…
— …вы же говорили, сегодня!
— Не шутите так, если ушастый…
— …от вас зависит успех…
— …не можем позволить…
Стриж насчитал четверых. Одним из них был тот самый шер Зифельд, что всего полтора месяца назад забрал у Пророка похожий на глаз артефакт. И пахло от него той же опасностью и пустотой.
— Отличная будет охота, — прорвался голос чуть внятнее прочих.
На слове «охота» Стриж снова напрягся, смутная догадка забрезжила… и сбежала, испуганная шелестом шагов по гравию.
— Дорогой, вот вы где! — послышался раздраженный женский голос. — Извольте вернуться в зал, вас спрашивал Его Светлость Дарниш.
— Разумеется, дорогая супруга. Благодарю за вашу заботу, — отозвался насмешливо и холодно Зифельд. — Обсудим нашу партию позже, благородные шеры.
— Мое почтение, графиня.
— Вечно вы в делах, граф.
— Мы, пожалуй, навестим южную ротонду. Надо же послушать хваленых примадонн из Ольбера.
