— Болгария.
— Болгария? — недоуменно протянул Ганс. — А пляски на костре? При чем тут Болгария? Значит, он их выдумал? Такое можно увидеть лишь где-нибудь в Индии.
— И в Болгарии тоже! По описанию этих необычных танцев, которые он не мог выдумать, а несомненно видел когда-то и теперь вспомнил, мы сможем даже установить, в каком именно районе Болгарии родился Томас. Подождите минуточку!
Морис выскочил за дверь и быстро вернулся с географическим атласом и какой-то книжкой в руках.
— Вот, пожалуйста: так называемый Странджанский край. Юго-восточный уголок Болгарии, на берегу Черного моря и на границе с Турцией. Вот здесь — города Мичурин, Ахтополь… Жалко, карта очень мелкая. А вот что сказано в путеводителе, — добавил он, раскрывая книжку и отыскивая нужную страницу: — «В селе Былгари можно посмотреть интересные пляски на… раскаленных углях босиком. Это имеющие вековую историю и связанные с религиозными языческими обрядами так называемые „нестинарские игры“. Их можно увидеть и в других селах Странджанского края, где они устраиваются по разным поводам и в различные праздники»… — Морис победно посмотрел на нас и продолжал, помахивая книжкой: — О таком любопытном обычае мало кто знает, так что я вас прощаю. Сам узнал о них не так давно, изучая фокусы всяких современных факиров с пылающими углями. Хотел непременно побывать в Болгарии и посмотреть эти пляски своими глазами, да пока не удавалось. А теперь — судьба.
— Но почему же Томасу ты ничего не сказал о Болгарии? — спросила я. — Не уверен до конца?
— Уверен, но на всякий случай хочу еще проверить, — ответил он со своей всегдашней непоследовательностью. — Дело тонкое, деликатное, лучше проверить сто раз. Теперь его можно расспрашивать смелее.
На следующий день Морис учинил Томасу форменный допрос под гипнозом, пригласив, кроме меня с Гансом, уже как официальных свидетелей, еще знакомого врача, болгарина по национальности, молчаливого старика с седой головой и лохматыми, совершенно черными, словно приклеенными бровями.
Сеанс проходил необычно. Усыпив Томаса, Морис вдруг сказал ему:
— Сейчас тысяча девятьсот сорок четвертый год. Сколько тебе лет, мальчик?
— Не знаю, — нерешительно ответил Томас.
— Разве ты не умеешь считать?
— Умею.
— Сколько тебе лет?
— Мне девять лет.
— Так, — пробормотал Морис. — Сейчас ему тридцать два — тридцать три, во всяком случае на вид. Когда он попал в монастырь в сорок пятом, ему было действительно лет десять. А в сорок четвертом — девять лет. Все верно. Он не обманывает и чувствует себя девятилетним.
Он снова склонился над спящим Томасом:
— Ты уже учишься в школе?
— Да.
— Тебе нравится учиться в школе?
— Нет, — так искренне и поспешно ответил спящий, что мы все рассмеялись, не зная тогда, какие переживания оживают в этот миг в душе бедного Томаса, вновь превратившегося во сне в девятилетнего мальчонку…
— Ты умеешь писать? — спросил Морис.
— Умею.
— Ты спишь теперь так крепко, что ничто не в состоянии внезапно тебя разбудить. Ты слышишь только то, что я тебе говорю. Я теперь открою твои глаза, и ты будешь продолжать спать с открытыми глазами. Я считаю до пяти. Пока я буду считать, твои глаза начнут медленно открываться. Раз… Два…
На счете «пять» Томас открыл глаза.
— Сядь! Вот тебе листок бумаги и карандаш, напиши, сколько тебе лет.
Томас послушно сел, взял у Мориса карандаш и начал писать. Но он спал при этом по-прежнему крепко!
«Мне девять лет», — вывел он на листке бумаги неуверенным детским почерком.
— Теперь напиши, как тебя зовут, — сказал Морис.
«Томас», — подписался спящий.
— Нет, тебя зовут не Томас. Как тебя зовут?
— Томас, — упрямо ответил тот и нахмурился.
— А как твоя фамилия?
— У меня нет фамилии, — прозвучал неожиданный ответ.
— Ложись опять на тахту, так тебе будет удобнее, — нахмурился Морис. — Закрой глаза, спи спокойно, крепко. Ты слышишь только мой голос. Слушай меня внимательно и отвечай правду.
Заглянув в блокнот, Морис вдруг спросил, видимо по-болгарски:
— Как е вашето име? — и посмотрел на врача-болгарина.
Томас нахмурился, покачал головой и неуверенно ответил:
— Томас.
Он понимает по-болгарски!
— Как е името на вашия баща?
— Не разбирай.
— Как зовут твоего отца? — повторил Морис тот же вопрос по-немецки.
— Не знаю.
— Как зовут твою мать?
— Не знаю.
— Къде живеят те?
— Не зная.
— Где они живут? — переспросил Морис по-немецки.
Но Томас ответил то же:
— Я не знаю.
— Какъв е вашият адрес? — слегка запинаясь, прочитал Морис по бумажке.
Томас молчал.
— Защо мълчите? Отговорете! — вмешался болгарин, забыв или не зная, что спящий Томас сейчас слышит лишь голос гипнотизера.
Конечно, Томас ему не ответил.
Морис начал перечислять по бумажке названия разных болгарских городов и селений, все время вопрошающе поглядывая на Томаса. Тот внимательно слушал, наморщив лоб и шевеля губами, и вдруг сказал:
— Не разбирай. Говорете по-бавно.
Морис повернулся к врачу-болгарину.
— Он сказал: «Не понимаю, говорите медленнее»! — возбужденно воскликнул тот. — Вы не ошиблись, коллега, он знает болгарский.
Какой это был волнующий момент!
Морис продолжал задавать вопросы то по-немецки, то по-болгарски, советуясь с консультантом.
— Где твой дом? Как зовут твоих родителей?
Но Томас отвечал все то же:
— Не зная.
— Далеко ли твой дом от школы?
— Не разбирам.
— Где ты родился? — перешел Морис снова на немецкий.
— Не знаю.
— Ты родился в Швейцарии?
— Нет. Где это?
— Ты не знаешь, где Швейцария?
— Нет. Мы еще не учили.
Мы опять все переглянулись. А Морис настойчиво продолжал:
— Ты жил в городе?
— Нет.
— Значит, ты жил в деревне?
— Да.
— Где?
— Не знаю.
— Есть ли у тебя братья?
— Нет.
— А сестры есть?
— Нет, — тихо ответил Томас после долгой паузы.
— Надо кончать, — сказал Морис, осторожно вытирая пот, выступивший на лбу и щеках Томаса. — Он устал.
— Поразительный эксперимент! — воскликнул болгарин, пожимая ему руку. — Поздравляю вас, коллега. Никаких сомнений: он родился в Болгарии! Вы нашли ему родину.
— Спасибо. Но почему он помнит так мало болгарских слов? — задумчиво проговорил Морис, вглядываясь в лицо спящего Томаса. — То и дело твердит: «Не понимаю»…
— Не удивительно, коллега, ведь столько лет прошло.
