— Ты думаешь, что Яго и Кай — брат и сестра?
— Не знаю. Если это так, то случай открыл нам удивительные вещи.
— Потеряв племянника, я обрету племянницу?
— И это в том числе, Пат. Кроме того, если ты не забыл, Камол выразился в своём завещании весьма замысловато, написав, что оставляет своё состояние "ребёнку Дорана Пинама и Амии Эскат". Имя он не поставил. Если Кай окажется единственным оставшимся в живых ребёнком Дорана и Амии, то получит хорошее наследство.
— Тогда мы представим её под настоящим именем.
— Нет, не думаю, что это будет благоразумно. Камол, как утверждает врач, болен очень серьёзно. Хватит ли у него сил и терпения дождаться доказательств нового родства? Не изменит ли он завещание, едва узнает, что Яго умер? Как в интересах Кай, если моё подозрение справедливо, так и в твоих интересах, если я не прав, лучше действовать по моему плану. Не следует забывать и про Амию.
— Она в любом случае не получит наследства.
— Если выяснится, что Кай не имеет к ней и Камолу никакого отношения и, кроме тебя, других наследников нет, она получит наследство мужа и часть наследства Камола. Если девочка окажется сестрой Яго, то Амия потеряет всё, а Кай получит и наследство отца, и наследство дяди, ведь Доран, составляя завещание, указал "моему ребёнку", потому что в то время не знал, кто родится.
— А Камол последовал его примеру, не имея на то причины.
— Именно. Но вернёмся к Амии. Ты знаешь, что она ни перед чем не остановится, если у неё появится возможность получить деньги. Пусть она думает, что Яго жив, а когда… придёт время восстановить права Кай, твоя милая сестрица до неё уже не сможет добраться.
— Об этом я не подумал. Марк. Хорошо, что ты рассчитал всё заранее. И знаешь, когда я узнал, что наш обман может послужить на пользу моей племяннице, я смотрю на него уже другими глазами.
— Не увлекайся, Пат, — остановил его господин Рамон. — Нам лишь предстоит выяснить, верно ли моё подозрение, так что прибереги родственные чувства на будущее. Ты так пылко воспринял это известие, что я начинаю жалеть, что посвятил тебя в свои заботы. Завтра я съезжу к горничной Амии и постараюсь всё выяснить, но, признаюсь честно, мне бы хотелось, чтобы наконец-то восторжествовала справедливость, и наследство получил ты. Будущее Кай всё равно будет обеспечено так, как ей и не снилось, независимо от итогов поездки, а вот ты можешь потерять слишком много.
— Обо мне не думай, Марк. Своими картинами я кое-как перебиваюсь и, надеюсь, что в будущем они будут пользоваться большим успехом, чем сейчас. Ты ведь сам всё время твердишь о справедливости, так что давай поступать, как велит совесть.
— Ты не пожалеешь об этом, когда наследство уплывёт из твоих рук?
— Нет, Марк. Можешь считать меня глупцом, но я всё равно не смог бы воспользоваться этими деньгами, если мы не попытаемся выяснить, оправданы ли твои подозрения.
— Возможно, ты, и в самом деле, глуп.
— Не притворяйся, брат. Если бы ты думал иначе, чем я, ты ничего бы мне не рассказал. К чему нам притворяться друг перед другом?
— Тогда завтра я еду. А ты не проболтайся Галею, куда я отправился. Пойдём отсюда.
Сказать, что я была ошеломлена, значит, ничего не сказать. Я буквально приросла к месту, когда услышала о своём предполагаемом родстве с Патом, отношение к которому у меня совершенно переменилось. Оказывается, этот человек будет не только рад племяннице, но даже готов отстаивать мои права, хотя мог бы получить наследство сам, а для этого ему нужно было лишь ничего обо мне не узнавать. Насколько я поняла, господин Рамон предложил брату именно это и даже достаточно ясно выразился, что желал бы удачи ему, а не мне, однако он же сказал, что позаботится обо мне независимо от того, оправданы его подозрения или нет, а для меня и этого было достаточно, чтобы преисполниться к господину Рамону благодарностью и восхищением. Мысль, что и ему я в какой-то мере могу оказаться родственницей, приводила меня в восторг.
Однако, восторг — восторгом, а моё положение было не из завидных. Мои предполагаемые родственники ушли, заперев за собой свою необычную дверь и не подозревая, что имеется свидетель их совещания, а я не решилась бы выдать своё присутствие, особенно теперь, когда узнала о подозрениях господина Рамона. Что бы он обо мне подумал? Не решит ли он, что я ради своей выгоды готова пролезть в любую щель и специально подслушиваю их разговоры? Страх перед ним, который он усердно внушал мне дорогой, меня покинул, потому что выразить яснее, что им не движут дурные намерения, а тем более, колдовство, было уже нельзя.
Но что мне было делать сейчас? Я своими ушами слышала, что лестница представляет смертельную опасность, но путь, по которому я сюда пришла, был для меня закрыт, а вернуться в свою комнату мне надо было до утра, иначе моё отсутствие заметят. Я стала медленно, на ощупь пробираться в сторону двери-шкафа, сознавая бесплодность своей попытки выйти через неё, но желая убедиться, что она надёжно и бесповоротно закрыла для меня безопасный путь к спасению. Вдруг послышался какой-то шорох, в той стороне, куда я направлялась, что-то щёлкнуло, слабый лучик света скользнул по каменным плитам и перешёл на стену, изрезанную трещинами. Затем щель открылась шире, и в неё протиснулась чья-то тёмная фигура. Шкаф снова стал на место, раздался щелчок и всё стихло.
Я даже не заметила, как спустилась на несколько десятков ступеней, но потом от пережитого страха у меня подогнулись колени, и я села на выщербленную ступеньку. Дрожащие пальцы выпустили холодные прутья, за которые я схватилась, когда перила прервались. Не знаю, кто всё это время находился неподалёку от меня всё время разговора господина Рамона с братом, но мысль о том, что неизвестное существо оставалось здесь и после их ухода, была невыносима. Меня могли задушить, сбросить с лестницы или убить каким-нибудь иным способом. Меня могли бы даже не убивать напрямую, а напугать, выскочив на меня из темноты. Мне кажется, это убило бы меня ещё скорее. Да и кто это был? Человек, движимый любопытством, тайный недоброжелатель или вообще не человек, а существо из иного мира? А вдруг он был здесь не один, и за мной следит сейчас множество глаз? В старинном полуразрушенном замке обязательно должны водиться привидения, а может, нечистая сила и похуже. Мне хотелось подбежать к двери и кричать до тех пор, пока мне не откроют. Я созналась бы в своём невольном проступке господину Рамону и рассказала бы ему о таинственном существе. Вряд ли меня ожидало бы очень тяжёлое наказание, а может, о нём и речи бы не было. Однако мысль, что неизвестный скрывался где-то около двери и, если существует опасность, то исходит она именно с той стороны, заставила меня отказаться от своего намерения. Может быть, лестница через несколько ступенек приведёт меня в какой-нибудь коридор, по которому я выберусь из этого ужасного места?
