— Находился на вытрезвлении.
Раздался смех.
Алфурьева сверкнула глазами и невозмутимо оглядела зал:
— Не понимаю восторга, товарищи!
Только шум стих, как укоризненно добавила:
— Эх, Василий Макарович! Такого человека успели споить!
— Обкомовца! — кто-то пискнул в зале, давясь от смеха.
— Ничего-то у вас не получится, Василий Макарович, — удрученно проговорила Алфурьева.
Слепой взвился:
— Аэлита Павловна! Дайте последний срок! Я подавлю гидру пьянства! Я наберу зрячих… по вашей рекомендации. С алкоголизмом мы покончим.
— Вот и договорились. И главного инженера больше спаивать не будете?.. Как, товарищи, члены комиссии? — оглядела сидящих с ней за столом тучных мужчин в пиджаках. — Поверим Василию Макаровичу? Согласны. Итак, последний раз идем вам навстречу. Но запомните, Василий Макарович, не выправите положения, еще раз проявите слепоту, поставим вопрос о вашем снятии. Садитесь.
В зале кто-то хмыкнул:
— В который раз.
— Так. Кто у нас следующий? — посмотрела в листок. — Предприятие общества глухих. Где директор? Ах, вон он где, — увидела вскочившего карликового мужчину. — Вы, Олег Филатович, чем объясните пьянку на вашем предприятии?
Глухой смотрел на сидевшую рядом переводчицу, которая ловко дергала пальцами рук и губами, потом сделал резкий жест. Переводчица, привстав, сказала:
— На предприятии глухих не пьют.
— Как! — взвилась Алфурьева. — А это что?! — замахала пачкой бумаг. — Что жители микрорайона пишут!
Ткнула в первый лист:
— «В любое время у глухариков…» Слово-то какое: у «глухариков»! «…можно купить спирт…». Это жена спившегося пишет. Вот второе письмо. «… дочь пьет. Спирт ей носит дружок-немой…». А это послание? А это?..
Движения рук переводчицы напоминали барабанщика на параде. Им нервно вторили пальцы директора. Переводчица, вновь привстав, произнесла:
— Олег Филатович не приемлет напраслину. Если спирт и используется где, то только по назначению, на конвейере. И никаких хищений не замечено.
— Вот, нате вам! — закричала Алфурьева, подняв над собой пачку бумаг, как стяг. — Там слепой не видит, здесь глухой не слышит! Да к вам завтра в кассу стену проломают, вы тоже знать не будете?!. Скажите, у вас слышащие есть?
— Да, есть. Главный инженер, — ответила за шефа переводчица.
Кто-то брякнул:
— Что, тоже обкомовский алкаш?
Зал грохнул.
Комлев вспомнил разговор начальника милиции с опером и, не желая снова оказаться в неблаговидной роли, незаметно покинул зал.
Комлев вернулся в вытрезвитель. Удивился непривычной пустоте дежурки. Подходя к своему кабинету, услышал за дверью глухие щелчки. Потянул ручку: дежурный наряд в полном составе сидел перед поблескивающей змейкой домино. Балыков и Бусоргин хотели было выскочить из-за стола, но их придержал невозмутимый голос Кисунева:
— Подсаживайтесь, Афанасий Герасимович! На «под стол» играем…
— Я в эти костяшки не стучу, — произнес Комлев.
— Рыба! — Кисунев торжествующе вдарил ладонью по столу.
Крячко тяжело вздохнул. Милиционеры собрали алюминиевые прямоугольнички и готовы были выйти, как Комлев спросил:
— Какие у вас результаты?
— Че, в «козла», что ль?
— По доставленным на вытрезвление.
— Пока неважно, — продолжал Кисунев. — Сегодня день какой-то неудачный выдался.
— А что гнать лошадей? — заговорил Балыков. — Рано или поздно все качающиеся на улицах все равно нашими будут.
— А если их к тому времени подразденут или кто под машину попадет?
— Туда и дорога! — потер руки Кисунев.
— Виктор Иванович! — Комлев обратился к Крячко — Я либо что-то не понимаю, либо…
— Видите ли, Афанасий Герасимович! Фуфаев не заносится. Он может с милиционерами и «козла» забить…
— А я, получается, не могу?
— Получается, — ухмыльнулся Кисунев.
— Выезжайте на патрулирование, — строго отрезал Комлев.
— Да, Афанасий Герасимович! С отдела звонили, просили деньги на «Советскую милицию» собрать, — сказал Крячко.
— Ну, так собирайте.
— У нас этим обычно зам занимался, — продолжил Крячко.
— Ну я, так я. Сдавайте мне, Комлев сел на освободившееся кресло.
— Нате, — Бусоргин первым хлопнул по столу купюрой.
Афанасий тоже достал свой кошелек, нашел в нем необходимую сдачу. Бусоргин вышел. И вслед за ним со словами «сейчас принесу» — Крячко.
— Товарищ замнач! Можно я завтра? — спросил Балыков. — У меня при себе нема.
— Че завтра, я отдам? — произнес Кисунев, рыская по карманам. Достал из кителя несколько хрустящих бумажек и, отделяя одну из них, обронил на стол фотокарточку. Та плавно опустилась на истертую полировку прямо перед Комлевым. На ней он узнал работягу. Вспомнил заявление женщины о якобы пропавших у ее мужа деньгах и поднял глаза на Кисунева.
— Это за меня и за Балыка. Комлев проглотил комок в горле.
— Фото чье-то… — произнес Кисунев и хотел было взять, но Комлев накрыл глянцевый квадратик ладонью:
— Присядь!
— А че? — спросил Кисунев.
— Вы, Балыков, идите, — сказал Комлев милиционеру и, когда тот вышел, снял руку с карточки:
— Откуда это?
— А я почем знаю?
— Не знаете? Ну, приглядитесь…
— Мужик какой-то… — Кисунев склонился над столом.
— Внимательнее, внимательнее…
— Шут его знает. Кисунев был невозмутим.
— Могу напомнить. Доставленный вами из дома культуры.
— А че, похоже… Сколько их через меня проходит. Упомнишь разве…
— А фото каким образом к вам попало?
— …Оно лежало в коридоре. Я его подобрал.
— А, вот оно что! А мне тут сказали, что у него пропали деньги которые лежали вместе с фотокарточкой.
— Ну, вы и скажете! У меня аж мурашки по спине побежали.
Комлев почувствовал, как вспотела у него шея. Хотел было схватить Кисунева за грудь, но в проходе появился Крячко с деньгами в протянутой руке.
— Можете не считать.
— Че, я свободен? — спросил Кисунев и, видя, что Комлев не находит, что сказать, со словами «на подбор надо ехать» выскочил из кабинета.
Афанасий взял деньги у Крячко, проводил его отупевшим взглядом и снова остановил глаза на злосчастном фото.
Здесь не только лгут, пьют, издеваются, но и просто грабят людей, как на большой дороге. И никто ничему хорошему никого тут не научит. Система… Гнилая система.
Просидев неподвижно какое-то время, поднялся, подошел к дежурному, почти безучастно спросил:
— Не звонил начальник, когда он выходит?
