— Не звонил начальник, когда он выходит?
Крячко отрицательно помотал головой.
«Да, подставил он меня, — подумал Комлев и посмотрел в окно. — Да и бородач надул. Жена его так и не пришла. Вот прохиндей…»
Вышел из вытрезвителя. Шел домой медленно, не зная, что ему делать дальше. Ни в одном встречном лице не увидел ответа. Все они были безучастны, расплывчаты, чужды. Решил завтра пойти к начальнику райотдела и посоветоваться, как быть.
Утром Комлев был уже там. Глубоко вздохнул, вошел в кабинет.
— Я к вам, товарищ подполковник.
— А, ты здесь, а я тебе названиваю. Садись, — Саранчин положил трубку.
Комлев увидел стоящего у окна прилично одетого прилизанного мужчину.
— Скажи, что ты там на комиссии вчера ляпнул? — спросил начальник.
— Как, ляпнул? Я не выступал.
— Про товарища Дулимова. Вот, кстати, познакомься.
Стоящий у окна набычился.
— Меня спросили, был ли товарищ Дулимов в вытрезвителе?.. Я доложил, как оно есть.
— Это называется «заложить», а не доложить, — произнес Дулимов, передернувшись.
— Помолчи, — оборонил Саранчин Дулимову. — Ты же сам знаешь. Нет у нас кадров. Чехарда идет. Неопытной молодежью дырки и затыкаем. Теперь нам надо самим расхлебывать это дело. Сейчас поедем. С Софой ты договорился?
— Да все там на мази, — ответил Дулимов.
— Ну, ты, Комлев, давай. Иди и думай. Твои вопросы потом. Сейчас не до тебя. Но запомни: ни одного представления без моего ведома чтобы никуда не отправлял! И справок не давал! Никакой самодеятельности!
— А как… — оторопело начал Комлев.
— А вот так!
Комлев попятился из кабинета: «Вот не повезло с этим обкомовцем…» Задержавшись на хрустящем крошеве ступеней, увидел, как рассаживались в «волге» начальник с Дулимовым, и та, рванувшись с места, тут же скрылась за зеленью уличных деревьев.
Только приехал в вытрезвитель, как фельдшер Кореньков, улыбаясь во весь рот, сообщил:
— Афанасий Герасимович! Звонили из управления. Вас на ковер к полковнику Дугарову. Знаете такого?
— Нет, — холодно ответил Комлев.
— Там познакомитесь… Только поспешайте. Ох, как не любят они, когда опаздывают…
— А где милиционеры? — спросил Комлев, оглядывая пустое помещение.
— Осуществляют подбор пьяных.
— И сколько уже осуществили?
— Одного.
— А вчера?
— Ни одного, — расплылся в самодовольной улыбке Кореньков.
— Как, ни одного?!
— А вот так. Вы же сами отменили старую систему. А у вашей результаты никудышние…
Полковник Дугаров, покручиваясь в кресле, разговаривал по телефону:
— Представляешь себе, броневик дают. А на кой он мне… Еще угонят, хлопот не оберешься… Сам знаешь, что кругом творится. А тут еще эта железка с пулеметом уйдет… Кому бы сплавить? Коммерсантам, говоришь? Не шути… А в командировочку не хочешь к нам приметнуть? Рад буду. Все организуем как надо. В плавнях рыба бесится. Да и девочки названивают такие — ноги из коренных зубов растут… Ну, хорошо. При встрече и оговорим. Привет там всем в главке.
Опустил трубку. Хотел было набрать еще номер, как в дверь постучали, и на пороге кабинета появились Комлев и капитан — инспектор управления, курировавший городские вытрезвители.
— Товарищ полковник! Заместитель начальника медвытрезвителя Комлев, — капитан представил спутника.
Дутаров неспешно что-то записал в календаре, внимательно оглядел вошедших:
— Афанасий Герасимович?
— Так точно! — отрапортовал Комлев.
— Проходите, садитесь.
Комлев сел у огромного окна, капитан рядом.
— Откуда вы к нам?
— Из комсомола.
— Значит, перспективный. Ну и как вы начали новую деятельность? Я слышал, Фуфаев заболел?
— Да, Никодим Никодимович прихворнул. А я сейчас вникаю, знакомлюсь с документами, товарищ полковник.
— Вы о подборе лучше скажите, — вмешался капитан.
— Да, Афанасий Герасимович, как обстоят дела с подбором пьяниц в вашем районе? — спросил Дутаров.
— Налаживаем. С трудностями, конечно. Но, надеюсь, ситуацию изменим.
— Вы поконкретнее, — ершился капитан. — Ну, скажем, сколько у вас сегодня в вытрезвителе?
— На час назад — один.
— В вашем районе что, бросили пить? — поднял лохматые брови Дутаров.
— Почему, товарищ полковник?
— А может, водку в магазины не завезли? Ну, ладно. А вчера сколько лежало?..
— Ни одного.
— Что?! — полковник откинулся на спинку хрустнувшего кресла. — Не расслышал. Сколько?
— Н-на вытрезвлении не было никого…
Дугаров вдруг захлопал в ладоши:
— Значит, не явились! А может, вам алкаши взятку дали, чтобы вы никого не задержали?
— Да вы что, товарищ полковник! — вырвалось у Комлева.
— А как же я могу расценивать такое руководство? За два дня использовано всего два койко-места! Вернее, одно! Может, такой образцовый вытрезвитель упразднить надо? Что молчите? Поучите теперь меня, как нужно работать. А ты что, японо-мать, позволяешь?! — Дугаров побагровел, затрясся, перевел взгляд на щуплого капитана. — Проснись, куратор! Хомут потеряешь! Там же все валится. Доверить молокососу такой участок! Встать! — Комлев и капитан вскочили.
— Шагом марш в вытрезвитель! И чтобы к вечеру все было битком! Все койки до единой! А то я вас из милиции пинком под зад!
Комлев не помнил, как очутился на улице. Был теплый июньский вечер. Неподалеку под матовым светом пляжных фонариков мерцала река. Кто-то бултыхался прямо у берега. Но ему было не до всего этого.
Выйдя из автобуса, Афанасий увидел машину-будку перед входом в вытрезвитель и подумал: доставили пьяных, и дежурный осуществляет сейчас прием. В коридоре никого не встретил. В дежурке Кореньков и Крячко пили отдающий пряным ароматом чай.
— Ну, как там? — спросил Коренысов Комлева. — С песочком? У нас начальство — у-ух!..
Комлев промолчал.
— Будете меня обнюхивать, али как? — Кореньков изо всех сил выдохнул в сторону Афанасия.
— Где наряд? — с нескрываемой злобой спросил тот.
— Как?! Они сказали, что вы их отпустили, — произнес Кореньков.
— Кто сказал?!
— Кисунев, — ответил Крячко. — Уже и машина на приколе…
— Да, Афанасий Герасимович! Они весь вечер патрулировали и весь бензин пожгли. Что им оставалось делать, — протянул фельдшер. — Чайку вам налить? Цейлонский. Без градусов.
— И скольких доставили? — допытывался Комлев, как бы не слыша фельдшера.
— Двух слетка выпимши, — ответил Крячко.
— Я к своим обязанностям отношусь серьезно. И завысить заключение о степени опьянения никак не могу. Хоть режьте, — паясничал Кореньков.
