- А на волка?
- С пикой, - нашел я адекватное оружие.
Допрос был испорчен. Откровенно говоря, не умел я разговаривать с крупными мастеровыми мужиками. По-моему, мужика-то во мне они и не видели: небольшой, лохматый, в очках, да еще заводящий глупые разговоры. Я продолжал его заводить:
- Волков, наверное, стрихнином травите?
- Травим, - подтвердил он, заметно отключаясь от разговора.
- И вы травили?
- И я.
- Стрихнин в доме есть?
- Был зимой.
Я думал, что вопрос о стрихнине его насторожит. Он зевнул. Оно и понятно: человек пришел с работы, дома полно дел, живность, огород. А бездельник из города треплется, не поймешь о чем. С пикой ходить на зверя.
- Горохов, с Висячиным были знакомы?
- В одном поселке живем, - усмехнулся он опять-таки нелепому вопросу.
- Дружили?
- Он кантовался с Дериземлей и дедом Никифором.
Меня подмывало завести разговор об этой дружбе и, главное, о Дериземле, но отклоняться от магистральной линии не стоило. Вопрос о дружбе Горохов понял по-своему и задал мне свой вопрос, в который вложил немеренную порцию ехидства:
- Никак, думаете, что Висячин вылез из могилы и направился ко мне?
- Нет, не думаю: к убийце бы он не пошел.
Зря я. Но не мог больше терпеть его надменной ухмылки. Ухмылка слиняла. Правда, то, что появилось на лице, вряд ли было приятнее ухмылки.
- Следователь, по-твоему, если я могу убить волка, то могу и человека завалить?
- У охотников же инстинкт.
- Какой инстинкт?
- Убийства.
- Следователь, не смешивай горькое со сладким. Не лепи свои дела к нашим ребятам. Общество охотников - не мафия.
- А животных стреляете ради мяса?
- Ради спорта.
- Я и говорю: ради удовлетворения инстинкта убийства.
- Путаешь со своими зеками.
- Горохов, у меня не было ни одного дела, чтобы преступник убил просто из-за желания убить.
- Хочешь сказать, что охотники хуже бандитов?
Много чего я мог сказать. Что существует биотехния, наука о разведении диких уток в природных условиях для охотничьих потех; что в соседнем районе охотник застрелил инспектора и труп бросил в болото, что Петр I упразднил придворную охоту, как пустое времяпрепровождение… Я люблю строить допрос, как свободный разговор, - не вышло. Для свободного разговора свидетель был слишком спесив. Потвердевшим тоном я перешел к делу:
- Горохов, с покойным Висячиным вы были не в ладах…
- Уже прознали.
- Даже знаю из-за чего.
- Из-за чего же? - спросил он жестким тоном.
- Из-за черного поросенка, - произнес я вдруг неумеренным голосом.
- Какого поросенка?
- Вернее, из-за женщины…
- Чего? - зримо опешил он.
- Точнее, из-за Альки… Черной щетины… Темно-кудрой продавщицы…
Уши Горохова, лицо, шея, весь его могучий торс наливался кровью, словно его стали ему накачивать. Я замер, ожидая конечного результата: когда кровь накачают.
- Следователь, ты дурак или кроссворды лепишь?
- Но с Висячиным враждовали?
- Неужели из-за Алькиного поросенка?
- Горохов, а из-за чего?
Он вскочил с такой силой, что вся веранда скрипнула. Я отшатнулся с мыслью, что допрос надо было поручить майору - тот бы нашел к нему подход… Горохов сдернул рубаху, напряг мускулатуру правой руки и сунул живой бугор мне под нос - его пересекала розовая и узкая дорожка, похожая на присохшую гусеницу.
- Шрам, - злобно выдохнул Горохов.
- От чего?
- Висячин пальнул в утку, севшую рядом со мной. Хотел опередить.
- Его за это привлекали?
- А он в меня не попал.
- Откуда же шрам?
- Редкий эпизод: пуля ударилась о воду, расплющилась и рикошетом в меня. Висячина помытарили и дело прекратили. Я не жаловался.
Редкий случай… Но то обстоятельство, что Висячина не наказали, как раз и могло обострить затаенную злобу потерпевшего. У меня был главный и, видимо, последний вопрос:
- Горохов, где вы были пятого августа?
- В командировке со второго до девятого в Минске, запчасти добывал.
Пятого августа Висячину подбросили водку со стрихнином. У Горохова алиби. С этого бы и начать допрос…
Следователь должен находиться в постоянной моральной форме. Вернее, обладать психологической силой. Эмоциональным зарядом, что ли. Но я все это утратил - потерял свое лицо, потому что жил в другом мире. Непонятном и незнакомом, как кривое пространство. Я походил на пересаженное растение, вырванное из родной почвы.
Мы с майором пили утренний чай. Видимо, во мне еще осталось раздражение от вчерашнего пустого допроса Горохова.
- Петр, покойника вырыли из могилы и везли по поселку… Неужели никто и ничего не видел?
- Оперативно прочесываю каждый дом. Люди шарахаются от моего вопроса. Мол, не видели, как Висячин лез из могилы.
- Не знают истории. Иллюзиониста Гудини зарывали в глубокую могилу в наручниках. И он вылезал. Что еще в поселке?
- Анчутка в лесу бродит.
- Это кто?
- Леший. Я нашел бывшую любовницу Висячина…
- Как понять «бывшую»?
- Прошлым летом они встречались на огородах до сентября.
- Наверное, жена спугнула?
- Нет, начались осенние заморозки.
- Эта любовница не могла злобу на Висячина затаить?
- Замуж вышла. Вот и вся информация. Жизнь в поселке идет, городская культура потоком бурлит…
- Где ты ее видишь?
- У магазина на доске объявлений. «Продам самовыворачивающееся пальто». Или: «Фотографирую ауру». Или: «Куплю бивень из-под мамонта». Или: «Лечу пчелоужаливанием, три пчелы…»
В окно постучали. Я вышел на крыльцо и спустился вниз. Там стояла пожилая женщина в резиновых сапогах, плотнотканевом комбинезоне и спортивной шапочке. Боже, Мария Феодосьевна, заведующая зверофермой. Я же взял с собой все материалы, намереваясь дело здесь кончить. Я пожал ее узкую крепкую руку и, чтобы пресечь упреки, пошел врать:
- Мария Феодосьевна, приехал заняться вашим делом.
- Думала, что вы забыли.
- Как забыть, если первого сентября срок по делу истекает. Норок переловили?
- Школьники ловят, но ворог ходит.
- Ворует?
- Продолжает зверьков выпускать.
- Едем!
Майор «уазик» разогрел. Я взял как опознавательный знак свой емкий портфель. Мы понеслись на другой конец поселка. Я кивнул на строительство новых домов из силикатного кирпича: майор понял, где бурлит городская культура, а не в объявлениях.
Звероферма раскинулась в двух километрах от поселка. Вольеры тянутся далеко - конца не видать. Впрочем, какие вольеры? Узкие тесные клетки, и в каждой по зверьку. Сзади приделан ящичек для потомства. Мария Феодосьевна постучала по сетке - норка выскочила из заднего домика посмотреть. Маленькая, шустрая, подвижный носик подрагивает, глазки-бусинки сверкают…