Словно взорвалось тогда что-то в груди Лены. Поступившее в то же время известие о смерти отца восприняла почти равнодушно. Через несколько дней собрала она два десятка спрятавшихся по домам казаков, переоделась в мужское и заметалась по степям, горам и станицам Кубани, мстя за своего Степушку…
— Вот так и стала Ленка Христова Марусей-атаманшей, — с печальным вздохом закончила она свой рассказ.
Последняя фраза подбросила Волоха с постели.
— Как твоя фамилия? — почти закричал он.
Удивленная и обиженная, она тоже села.
— Христова. А ты до сих пор не знал?…
— О господи! — пробормотал Сергей. — Твоего брата не Алексеем зовут?
— Алешкой… Ты его знаешь? Что с ним?
— Я схожу с ума… — простонал он.
Алексей Христов был командиром их полка.
— Что? Да говори же!
Она трясла его за плечи, пыталась разглядеть в темноте лицо.
— Я не могу тебе сказать всего. Да и вообще не могу сказать что-либо… Сама потом все узнаешь.
— Говори сейчас! Слышишь?
Он постарался успокоить ее поцелуем и тихо сказал:
— Твой брат жив и здоров. Скоро ты сама его увидишь.
Почувствовав, что пора на условленную встречу, начал одеваться.
— Ты куда? — испугалась Лена, обхватив его за шею голыми руками и притягивая к себе.
— На двор схожу…
Она рассмеялась тихим счастливым смехом.
— А я испугалась! Думала — уйти хочешь.
— Теперь только смерть разлучит нас.
На улице было чуть светлее, чем в комнате. Часовой на веранде окинул его равнодушным сонным взглядом и отвернулся.
По лужам звонко шлепают последние капли дождя, глухо стучат по черепичной крыше дома. В саду их шум еще сильнее, каждая капля перекатывается с одного мокрого листа на другой, пока достигнет земли. Шагов почти не слышно.
Сергей долго стоял, вслушиваясь в монотонный стук дождя и напряженно вглядываясь в темноту.
— Илья…
— Я здесь, — донесся ответный шепот откуда-то сбоку, из кустов смородины.
Волох осторожно нырнул в смородину на звук голоса и натолкнулся на насквозь промокшего разведчика.
— Отправь немедленно Федьку к Шапошникову! Банда пробудет здесь еще дня два-три, но нашим лучше успеть завтра к вечеру. Передай, что удар надо нанести силами всего эскадрона вдоль дороги с севера, иначе погубит эскадрон. Здесь около двухсот сабель и отличная дисциплина. И главное: Ропот где то поблизости. У него под рукой около пяти сотен. Действительно готовит восстание, имеет связи со многими станицами и горными аулами чечен и черкесов…
Илья невольно выругался.
— Пусть передаст, что я прошу не трогать атаманшу. Считаю, что она не виновна в своих преступлениях. Действует не по убеждению. Сынишку у ней наши убили… Так пусть и передаст! Во что бы то ни стало нужно захватить некоего Овсепяна — он человек Ропота и многое может знать. Все! Ступай, не медли.
Илья наклонился к комиссару, чуть замявшись, спросил:
— А правда, товарищ комиссар, что Маруська оказалась вашей женой?
Волох понял: это не простое любопытство, а скорее проверка его надежности. Ответил прямо:
— Да, она моя жена!
— Знать, мальчонка…
— Мой сын, — подтвердил Сергей.
Илья больше ничего не спрашивал.
— Можно отправляться?
— Можно. Только сам из станицы не уходи — нужен будешь…
Зойка в это время укладывалась спать на сеновале под навесом, рядом с младшим братишкой. Расположиться на ночь здесь она надумала, придя от подруг после неудачного гадания, чтоб как-то смягчить неприятное ощущение: хоть и человек сидел в печи вместо домового, но нагадал-то он ей голого, а подружкам — богатых. Поэтому она и решила попробовать еще раз узнать: за кого же она выйдет замуж?
Стоя подле разостланного старого одеяла, она закрыла глаза и внятно проговорила:
— Ложусь на новом месте,
Приснись жених невесте.
С кем век вековать —
Того во сне увидать.
Суженый-ряженый,
Приходи наряженным…
После этого Зойка, как положено, трижды плюнула через левое плечо и в ожидании улеглась рядом с беспечно спящим братишкой.
Федька изнывал от скуки, сидя в печи, куда его загнал дождь, свободно проникавший через худую крышу бывшей бани. Спать было нельзя да и неудобно, и он предался размышлениям. Федьке было всего двадцать лет от роду. Грамоте он учился по роману Александра Дюма «Граф Монте-Кристо», который осилил за полтора года боев и походов под руководством комиссара Волоха.
Хоть он и прочитал столь занимательную книгу, но не мечтал о графских приключениях. Он был воспитан в бедной казачьей семье, а продолжил воспитание с весны восемнадцатого года в эскадроне Шапошникова. Потому и мечты его были вполне практичными.
Федька мечтал о будущем, когда он, окончив курсы красных командиров, вернется в родную станицу на гнедом коне, в новеньком командирском обмундировании и непременно с красавицей женой Зойкой — уж шибко у нее бедра гладкие! И выберут его станичным атаманом, чтоб готовил конников для Красной Армии.
Он живо представил своих сверстников, с завистью поглядывающих на станичного атамана, то есть на него, и ревнивые взгляды девчат на его Зойку… «Чтой-то она мне в голову влезла! Аль влюбился?»
Через открытую дверь, сквозь монотонный шум падающих капель донеслись звуки, похожие на шаги.
Федька с тоской заерзал на месте. Взглянул в окно, но вылезать на дождь не хотелось, и он поглубже залез в печь.
Шаги послышались ближе, и вскоре в баню вошли двое мужчин.
— И на что ты меня сюда завел? Что на улице, что тут. Это не крыша, а одно название…
— Извини, дорогой, — отозвался армянский акцент.
Другой голос насмешливо предложил:
— Давай в печь залезем?
Федьку аж в жар бросило при этих словах. Вцепился обеими руками в наган. Однако армянин отказался.
— Сажа, а мне нельзя пачкать свой атаманский костюм.
— Не глупи, Овсепян! Тебя ж ее казаки ухлопают, как только пикнешь об атаманстве!
— Э-э-э… Это я и без тебя знаю! Скажи, что Ропот говорит?
— Приказал сидеть неделю здесь.
— И Маруся приказала дрыхнуть ровно столько же.
— Она баба толковая, — задумчиво проговорил второй собеседник. — У Андрея Филиппыча на нее особые надежды… Как вербовка?
— Это, думаю, лучше, чем у вас. В каждой станице есть подходящие люди… Токо как бы Марусю нам не потерять…
— А что случилось?
— Днем одного коробочника поймали. И что ты думаешь?… Он оказался мужем Маруськи!..
— Ну и что? — озабоченно спросил второй.
