– Ни одной души. Вероятно, они ушли на шлюпках. – Тогда они должны быть где-то поблизости, – сказал Блант, обозревая горизонт в подзорную трубу. – На веслах далеко не уйдешь, а в воздухе ни единого дуновения, даже листочек не колыхнется.
– Возможно, они ушли в другую сторону, – заметил Фрер. – Вы же знаете, что они опередили нас на добрых четыре часа.
Подошедший Бест посвятил возбужденных слушателей во все подробности их экспедиции. Матросы подняли шлюпки и, закрепив их, поспешили на бак, чтобы поесть и рассказать о пережитом своим товарищам. Четверо арестантов были снова взяты под стражу и водворены обратно в тюрьму.
– А вам, Фрер, тоже не мешало бы пойти отдохнуть, – ворчливо проговорил Пайн. – Бесполезно торчать здесь. Даже если вы очень захотите, ветер от этого не подует.
– Хорошо, пойду. Я и впрямь устал, как собака, к тому же сонный, как сова.
И, рассмеявшись с несвойственным ему добродушием, Фрер спустился в свою каюту.
Пайн взад и вперед прошелся по палубе, но, поймав взгляд Бланта, остановился и обратился к Викерсу:
– Вероятно, мое мнение покажется вам жестоким, капитан Викерс, но, быть может, и к лучшему, что они не подобрали тех несчастных людей с «Гидаспа». У нас и без них достаточно хлопот.
– О чем вы, доктор? – спросил Викерс, чьи человеческие чувства на сей раз пересилили его обычную сухость. – Неужели вы бросили бы этих несчастных на произвол судьбы?
– Как знать, – ответил тот, – возможно, они бы не поблагодарили нас, если бы мы взяли их на борт.
– Я вас не понимаю.
– На корабле началась эпидемия тифа.
Викерс удивленно поднял брови. Он впервые столкнулся с такой ситуацией, и хотя сообщение Пайна было ошеломляющим, в тифе, явившемся следствием людской скученности в тюрьме, лично для себя Викерс никакой опасности не видел.
– Это большое несчастье. Но вы, разумеется, примете меры…
– Болезнь пока ограничена пределами арестантской, – ответил Пайн, многозначительно подчеркнув слово «пока». – Но нельзя предсказать, насколько нам удастся локализовать эпидемию. Я уже троих отправил в лазарет.
– Что ж, сэр, здесь командуете вы. Я, разумеется, приложу все усилия, чтобы выполнить любое ваше распоряжение.
Благодарю вас. Начнем с того, что лазарет надо расширить. Солдатам придется потесниться.
– Постараюсь это сделать.
– А вам мой совет: не выпускайте жену и маленькую дочку на палубу.
При упоминании о девочке Викерс побледнел.
– Боже милостивый, неужели есть опасность?
– Опасность существует для всех. Но если соблюдать меры предосторожности, то можно ее избежать. С вами еще служанка. Скажите ей, чтобы она поменьше выходила из каюты. Она любит слоняться по палубе, и мне это не нравится. Зараза распространяется очень быстро, и дети всегда заболевают скорее, чем взрослые.
Викерс плотно сжал губы. Этот старый опытный врач, с его резким неприятным голосом, казался ему какой-то зловещей птицей.
Блант – он до сих пор молча прислушивался к разговору – вставил слово в защиту Сары:
– Пайн, эта девица вполне здорова. Разве у вас есть какое-то подозрение?
– Она-то вполне здорова, не сомневаюсь. К ней болезнь так легко не пристанет, как к нам. Взгляните на нее, видно, живуча, как кошка. Но именно она может разнести заразу скорее, чем кто-либо другой.
– Я… Я должен это предотвратить! – вскричал перепуганный Викерс.
Женщина, о которой они говорили, встретилась ему у трапа. Ее лицо было бледнее обычного, темные круги под глазами свидетельствовали о бессонной ночи. Она, очевидно, хотела что-то сказать Пайну, но, увидев Викерса, передумала.
– Что случилось? – спросил ее капитан.
– Я пришла за доктором Пайном, – проговорила Сара, переводя взгляд с одного на другого.
Страх за любимое существо подсказал Викерсу цель ее прихода.
– Кто-нибудь заболел?
– Мисс Сильвия, сэр, но ничего серьезного. Она немного простудилась, у нее жар, и госпожа… Но Викерс уже не слушал. Он мгновенно сбежал вниз по трапу.
– Где ты была вчера? – спросил Пайн, ухватив Сару за ее полную, упругую руку.
Два больших пунцовых пятна выступили на ее бледных щеках, и она метнула на Бланта негодующий взгляд.
– Оставьте ее в покое, Пайн!
Но Пайн даже не посмотрел в его сторону.
– Вчера ты весь вечер провела с девочкой? – продолжал он свой допрос.
– Нет. После ужина я даже не заходила в их каюту. Миссис Викерс только сейчас позвала меня. Пустите мою руку, сэр. Мне больно!
Ответ девушки, по-видимому, успокоил Пайна, и он отпустил ее руку.
– Прости, – буркнул он. – Я не хотел причинить тебе боль. Дело в том, что в тюрьме началась эпидемия, и я боюсь, что девочка могла заразиться. Не ходи куда не следует.
И доктор в большом волнении проследовал за Викерсом.
Сара Пэрфой оцепенела от ужаса.
«Боится за девочку, – подумал простодушный Блант. – А этот врач-мужлан чуть не вывернул ей руку».
– Не волнуйтесь, милая, – проговорил он. Днем капитан был более сдержан в проявлении своих, чувств, нежели вечером. – Не бойтесь. Мне не раз доводилось плавать на кораблях, где были случаи заболевания тифом.
Его слова вывели Сару из оцепенения.
– На корабле тиф! О, я знаю, что это такое! Люди мрут от него как мухи, особенно в такой тесноте, как у нас.
– Чепуха! Здесь этого не произойдет. Не бойтесь, ваша мисс Сильвия не умрет, да и вы тоже. – Он взял ее за руку. – Скорей всего отдаст концы какой-нибудь десяток арестантов. Ведь они там как сельди в бочке…
Сара отдернула руку, но, опомнившись, вновь протянула ее Бланту.
– Что с вами?
– Ничего. Просто я не спала всю ночь.
– А вы пойдите и отдохните. Вы очень расстроены. В задумчивости она смотрела куда-то мимо него за горизонт и так сосредоточенно, что он невольно повернул голову, чтобы проследить за ее взглядом. Почувствовав это, Сара опустила глаза. Сдвинув на секунду тонкие прямые брови, она соображала, что же делать дальше, а приняв решение, приложила ладонь к щеке и сказала:
– У меня болят зубы.
– Примите опиума, – посоветовал Блант, смутно припоминая, к каким средствам в подобных случаях прибегала его старушка мать. – Доктор Пайн даст вам лекарство.
К его изумлению, она вдруг разрыдалась.
– Ну, полно, полно, не плачьте, голубушка! Ну, перестаньте же! О чем вы?
Она смахнула сверкающие слезинки и, доверчиво улыбаясь, обратила к нему заплаканное личико:
– Нет, ничего! Я просто очень одинока. Мой дом так далеко отсюда… И этот доктор Пайн так больно сжал мою руку. Взгляните!
Закатав рукав, она обнажила свою руку, – действительно, на белой атласной коже красовались три темных пятна.
