— Все, знаешь, некогда.
— Правильно, Миша. Ни к чему это. Лишние переживания только мешают работе. Разве можно думать о чем-то важном, когда мозг занят другим? Ни к чему, я по себе знаю. Настоящий человек должен отрешиться от всего. Хотя не всегда это удается. Я вот, например, долго боролся с собой, изживал ненужные чувства.
— Это когда? Тогда, раньше?
— Какая разница. Главное — все это не нужно.
— Мы поговорим об этом в другой раз, — уклонился Михаил от обсуждения вопроса, в котором еще и сам не разобрался. — Я пойду, а?..
— Слушай, у меня к тебе просьба. Там, на первом этаже, должна девушка сидеть…
— Людой зовут? Симпатичная такая?
— Передай ей привет. А то она к нам в последнее время редко заходит. Все больше на другие этажи поднимется…
— Хорошо. Я пойду, — сказал Михаил.
Он непроизвольно дотронулся до полированной поверхности ящика и пошел к выходу. Увидев в холле Гарбузова, сидевшего в кресле, Михаил устало сел напротив и закрыл глаза.
Некоторое время они сидели молча. Михаил не мог прийти в себя от этой встречи. Было слишком тяжело. Там, в зале, он остро ощутил какие-то родственные связи, соединявшие его с этим ящиком. Но сейчас начинал понимать, насколько глупо было все, о чем он думал там. Ведь компьютер — всего лишь хранилище второго «Я» его деда Ивана Петрухина.
«Но ведь он же переживал, вздыхал, черт возьми, — подумал Михаил. — Значит, ему тяжело?»
— Я вас понимаю, — сочувственно покачав головой, сказал Гарбузов, — поэтому сразу и ушел оттуда. Мне и то было не по себе. А уж, представляю, каково вам.
— Скажите, а они, действительно, тоскуют?
— А вы как думаете? Ведь они с самого начала наделялись эмоциями своих «прародителей». Конечно, основное для этих электронных существ — информация. Но им необходимо и простое непосредственное общение. Здесь налажена система связи между всеми залами и этажами. Однако и такой огромный «коллектив» может надоесть. Лучше всего, конечно, общение с людьми. Хотя оно и бередит их электронную душу. Со временем-то человеческие чувства, эмоции приглушаются, но встречи с живыми людьми напоминают о них…
— Наверное, все они уже ходячие, а вернее, стоячие энциклопедии?
— Конечно, энциклопедии, — согласился Гарбузов. — Но им самим от этого не легче. Они переваривают почти всю информацию, проходящую по системам связи, и по знаниям с ними не может сравниться ни один нормальный человек. И все же они не могут не чувствовать себя ущербными.
— Василий Григорьевич, — спросил Михаил, — вы вот говорили, что компьютеры теряют со временем былые, человеческие, интересы. Как же понимать идею интеллектуального бессмертия? Ведь интеллект должен приносить пользу.
— Они приносят пользу, — Гарбузов провел рукой по своим пышным седым волосам. — От общей системы связи их отключать не стали. — Зачем мучить и без того несчастные электронные «создания»? На выходе же канала связи поставили специальный мощный компьютер, регистрирующий и сортирующий все внесенные ими предложения, изобретения, открытия, все, выходящее из этого здания. И нередко мы получаем интересные результаты. Но каково им — полумашинам-полулюдям?! Когда космонавты возвращаются, второе «Я» объединяется с первым. А если не возвращаются?.. Ладно, хватит об этом, — закончил Гарбузов, вставая. — Сейчас поедем ко мне в академию и там продолжим разговор.
Спустившись на первый этаж, Михаил подошел к дежурной.
— Все в порядке? — спросила девушка.
— В общем и целом, Люда, — в тон ей ответил Петрухин, вглядываясь в синюю глубину ее глаз.
Девушка слегка покраснела и отвела взор.
— Вы будете заходить или одного раза достаточно?
— У меня здесь еще много дел. Но если бы их и не было, я все равно пришел бы.
Михаил хотел сказать еще что-то, но Гарбузов поторопил его.
Выйдя на лужайку перед зданием, Петрухин обернулся. Прежняя красота и нетронутость, которые так понравились ему вначале, пропали. Теперь здание, скрытое от посторонних глаз высокими деревьями, напоминало ему скорее многоэтажное кладбище. Кладбище, где, как в старых сказках, покойники выходят из могил и разговаривают с тобой. Кладбище, на котором, в отличие от обычного, кипят страсти, зреют неразделенные чувства, живут страдания, где спорят между собой тени некогда живших на Земле людей. Кладбище, обитатели которого еще приносят пользу…
И вот они сидят в кабинете Гарбузова в мягких кожаных креслах цвета слоновой кости. Василий Григорьевич заказал кофе, и через минуту в небольшой нише в стене появились кофейник и две чашечки.
— Скажите, Михаил, а вас не удивляет тот факт, что вами занимаюсь именно я? — спросил вице-президент, не спеша потягивая кофе.
— Вам виднее, — уклончиво ответил Петрухин.
Гарбузов поставил чашку на стол:
— После того, как «Мир-1» был обнаружен, мы долго думали, что с ним делать. Вчера принято окончательное решение: поскольку контрольная система корабля сообщила, что большинство бортовых систем работает удовлетворительно, мы его пока трогать не стали. Единственное, что сделали, — это пополнили его энергоресурсы. Думаю, что все обойдется хорошо. Но нас беспокоит предстоящая встреча Петрухина с его вторым «Я». Понимаете?..
— Не очень, — сказал Михаил.
— Но ведь это второе «Я» все время думало, что оно одно… единственное… Какие-то изменения, так сказать, в психике компьютера наверняка произошли…
— А может, не соединять их… человека и машину?
— Но что станет с Петрухиным в чужом для него мире? Специалисты утверждают: ассимилироваться полностью он не сможет. Кем он будет? Человеком под стеклянным колпаком? Живым экспонатом Музея космонавтики?
— Единственный несчастный на планете… Я все-таки не могу понять, что может случиться непредвиденного, если мой пращур встретится со своим вторым «Я»? Ведь его и оставляли здесь для встречи.
— Мнения специалистов расходятся. Представьте себе: в сосуд, рассчитанный на пять литров воды, мы попытаемся влить двадцать пять. Лишняя вода просто вытечет? А если мы не будем давать ей вытекать, то сосуд просто разорвется. Компьютер не человек. За единицу времени он поглощает в сотни, тысячи раз больше информации. Что будет с человеком, когда на него обрушится вся эта лавина знаний?
— Но ведь мой пращур не первый человек, который, улетая в космос, оставил на Земле свое второе «Я»?
— Еще никто не отсутствовал так долго, — спокойно ответил Гарбузов, — предельный срок, который был до этого — сто с небольшим лет. У такого человека даже без встречи со своим вторым «Я» было гораздо больше шансов ассимилироваться в новом для него мире, чем у вашего деда. Пять веков… слишком большой срок…
