Девочка-подросток стоит на скалистой террасе. Она подставила загорелое лицо под ветер, налетевший с отдаленного Средиземного моря. Он, казалось, был еще дальше и запел в выветрившихся скалах песчаника несложную левантинскую песенку. К ней прислушивалась Магда, пытаясь подражать ветру… Она любила сбор винограда и теперешнюю спокойную жизнь! Это лучшая пора детства, после песни матери о дыме цветущих яблонь… Но сколько ни пыталась девочка узнать у отца, куда девалась ее мать — японец неизменно молчал.
…Три года провело семейство пришельцев в удивительной тишине и спокойствии, но начавшаяся гражданская война согнала их с насиженного места и бросила вечных путников в водоворот событий. Снова пришлось приняться за старое ремесло и трио повело беспокойную жизнь, участвуя в представлениях бродячего цирка на базарных площадях Кастильи.
Несколько раз подозрительных испанцев арестовывали попеременно — то республиканцы, то сторонники Франко…
В солнечный день, по шоссе, покрытому толстым слоем белой лессовой пыли, шагали двое взрослых и тринадцатилетняя девушка, которая, однако, казалась старше своих лет. Старая женщина плотно укуталась платком, как бы сохраняя кожу от солнечных ожогов (что часто выручало Зулу от всяких неприятностей и давало возможность пользоваться привилегией уважения к пожилым представительницам прекрасного пола). Педрилио маршировал в белом холщевом одеянии, громыхающих деревянных сандалетах и клоунской шапке, — словом, это было довольно живописное трио.
— Фьюить!!! — просвистела пуля, чмокнувшись о шоссе. Где-то раздался выстрел, еще и еще прокатилось эхо в скалистых ущельях. Спустя пару минут с обеих сторон дороги открылась усиленная перестрелка и даже затявкали пулеметы. Перед озадаченными путешественниками на шоссе разорвалась мина, подымая облако пыли. Сзади показались силуэты перебегающих солдат…
— Кто ты? — спросил рослый кабальеро со старинным мушкетоном.
— Артист странствующего цирка.
— Шпион? — недоверчиво покосился воин, беря клоуна на мушку.
Тогда Зула пустилась в пляс, а Магда, потряхивая дребезжащим бубном, запела популярную песенку. Живописно одетый, похожий на любовника оперетты воин рассмеялся и опустил свой старинный мушкетон эпохи Евгения Савойского… Спектакль продолжался.
Вскоре противники: повстанцы и республиканцы, обступив тесным кольцом плясавших, дружно захлопали в ладоши и по спине друг друга. Зрелище их приковывало и интересовало больше, чем война. Дон-клоун показывал занятные фокусы с превращением магических черных и белых шариков.
На долю Магды досталось немало комплиментов самого разнообразного свойства, но девушка стоически их переносила и улыбалась направо и налево. Протанцевав несколько раз, она, сняв соломенную шляпу, прошлась по толпе кабальеро. Сыпалась медь и бумажки..
Перестрелка закончилась народным праздником и братанием противников. Испанские обычаи непонятны японцу…
Наступила темнота. Фиолетовые сумерки сгущались над землей, а умиротворенные испанцы пели свои звучные песни…
Какая-то погоня преследовала Боно Рито в каждом городе. Едва устроившись в новом месте, он чувствовал, что за ним неотступно кто-то следит… И японец бросался очертя голову дальше. Порою, в ночном мраке, ему мерещился электрический стул и синг-сингский палач, туго затягивающий на нем ремни пресловутого стула. О, нет! Сын страны Восходящего Солнца может погибнуть от харакири, всего, что угодно, но не на электрическом стуле… Как он явится к своим предкам, приняв такую позорную казнь!..
В дождь и непогоду, когда даже самый скверный хозяин посовестился бы выгнать собаку на улицу, Боно Рито бежал из Тулузы в Гамбург.
Устроив в трущобах Альтоны девушку с Зулой, он отправился в зоопарк к старику Гагенбеку. Бродя в обезьяннике, рассматривая животных, Боно заметил знакомый экземпляр; присмотревшись, он узнал свою Бинду.
Осторожно, чтобы не вызвать подозрения, он навел справки, и оказалось, что обезьяну купил в Америке коммерческий агент Гагенбека по поручению одного таинственного мецената. Животное временно находилось в парке и ждало переотправки дальше. Но как ни старался Боно узнать подробнее о заинтересовавшей его обезьяне и сколько не платил служащему, тот наотрез отказался дать какую-либо дополнительную информацию.
Боно Рито, соблюдая особые предосторожности, выехал в Швейцарию через Инсбрук…
Рабочий день шефа крупного детективного бюро начался с ряда телефонных звонков: Паркер едва успевал отвечать на вопросы, сыпавшиеся из многочисленных трубок. Агенту сообщали из Франции:
— Алло… Человек с обезьяной вчера был в Марселе и отправился в Тулон. Что делать?
— Установите слежку в Тулоне…
— Человек с обезьяной третьего дня проследовал по пути в Фиуме.
— Фиуме! Да вы бредите?..
— Неизвестный пассажир с обезьяной и девушкой пересек испано-французскую границу.
— Да, я Паркер… что?.. Я слушаю вас?..
— Человек с обезьяной исчез: не удалось обнаружить никаких следов.
— Человек с обезьяной?
— Обезьяна!!!
…Паркер уперся ногами о стол, отодвинулся всем корпусом на наклонившемся стуле и с ненавистью смотрел на зазвеневшие сразу все его шесть аппаратов. Он орал в пустоту своего кабинета, как в огромную телефонную мембрану, через которую его вопль должен услышать весь мир.
— Будь ты проклят! Чтобы подохли все обезьяны мира! Я бы совсем не пожалел о них!
Залп звонков постепенно утихал, как бы испугавшись страшной угрозы. Настойчиво звенел лишь первый аппарат правительственного провода, к которому Паркер относился с особым уважением.
— Здравствуйте, господин доктор! Как поживаете? Что прикажете вашему покорному слуге?
Но по мере разговора, лицо шефа детективов передернулось от ужаса. Он взволнованно отвечал своему крупнейшему клиенту:
— Замаялся совершенно! Поставил на ноги всех детективов, слежка налажена одновременно во всех городах южной Европы, это стоит колоссальных средств, но обезьяна ускользает… то она появляется сама, то человек расстается с обезьяной и они имеют еще вдобавок несколько ложных двойников. Эта японская лисица тщательно заметает обезьяним хвостом все следы, — докладывал Паркер. Но, очевидно, это сообщение не совсем удовлетворило таинственного охотника за обезьянами на континенте Европы.
— Хорошо! Я сам лично займусь этим делом, — пообещал Паркер.
Секретарь положил на стол перед шефом расшифрованную телеграмму:
