— Когда мы ответим на этот вопрос, — мягко сказал француз, — мы решим сразу все проблемы, не так ли, шериф?
— Я тоже так считаю, командан Моран, — ответил Маккой.
Потом он взглянул на часы.
— Уже поздно, а мне еще добираться до своей конторы… Да, совсем забыл вам сказать. Я все-таки пригласил федеральную полицию, так что нужно еще раз связаться с Атлантой, они ждать не любят.
Шериф встал и направился к двери гостиной, но, повернувшись вдруг, проговорил:
— Вполне возможно, что дракон проявит себя сегодня вечером. Так что ни один из вас ни под каким предлогом не должен выходить из дома. Мне бы не хотелось никаких несчастных случаев до тех пор, пока на сцену не выйдут федеральные власти. А то они же меня и обвинят…
Через десять минут раздался треск моторов машин, вызванных из местечка, которые и забрали шерифа и его людей. Долго еще издали доносился вой сирен, пока совсем не затих.
После отъезда полицейских в гостиной воцарилась тишина. Боб Моран, Билл Баллантайн и лорд Джон чувствовали какую-то напряженность, которую не могло разрядить даже появление грациозной и спокойной леди Этел.
Наконец, когда затих звук сирен, лорд Фенстон заговорил, обращаясь непосредственно к Морану.
— Итак, Боб, — проговорил он голосом, в котором звучали некоторые металлические нотки, — вчера, уходя, вы не сказали мне всей правды. Не сообщили ни о скелете, найденном возле хижины отшельника, ни о своем намерении встретиться с шерифом. А затем, позвонив ночью, придумали сказочку об испортившемся моторе, чтобы сегодня, втайне от меня, отправиться на болота вместе с полицией… Не находите ли вы все это странным по отношению ко мне…
Хотя это и не было прямо направлено в его адрес, Билл Баллантайн покраснел, но в данном случае у него это было проявлением не стыда, а гнева. Но Боб, который ожидал такого разговора, даже не шелохнулся.
— Джон, — спокойно и мягко проговорил он, — несколько дней назад нас с Биллом попросили помочь вам с леди Этел освободиться от угрозы, которую создал вам дракон Фенстонов. Мы согласились участвовать в этом не только из-за вас, хотя мы и являемся друзьями, но и потому, что по чьей-то вине погибали люди, а преступления должны быть наказаны…
Боб передохнул, сделав паузу, и продолжал, четко выговаривая:
— …после того, как будет найден преступник.
Лорд Фенстон вздрогнул, как будто его ударили под ребра кулаком, и лицо его затвердело.
— Ах, вот как! Случайно не меня ли вы подозреваете, Боб?
— Я никого не подозреваю, — ответил француз, — и в то же время под подозрением находятся все. Видите ли, Джон, когда я что-либо делаю, то уж делаю основательно. В данном случае я выполняю обязанности детектива, поэтому и действую, как детектив.
Но негодование англичанина, казалось, нарастало с каждой секундой, и он заявил:
— Я начинаю сожалеть, что вмешал вас и вашего друга в это дело. Наверное, не стоило мне так поступать…
Леди Этел следила за этим разговором молча, чувствуя, что обстановка все более накаляется. Она никак не могла понять, как это Моран, которого ее муж постоянно расхваливал, называя другом, вдруг превратился чуть ли не во врага. Боб, со своей стороны, тоже понимал, сколь жестока комедия, которую он разыгрывал, однако это было одной из частей его плана.
«Только бы дракон проявил себя сегодня! — молил в душе Моран. — Только бы проявил!..» Впрочем, поскольку чудовище возникало каждый вечер со времени их появления здесь, то надежды его были вполне обоснованными. Но текли минута за минутой, а звуков флейты все не доносилось, и ничего не происходило.
Тогда, не слишком торопясь, Боб ответил на последние слова Фенстона:
— Речь идет не о доверии или недоверии, Джон, а, скорее, о правде. Необходимо разобраться в событиях последнего времени, вот что сейчас важно, а не подозревать кого-либо.
Гнев лорда Фенстона достиг высшего предела.
— На этот раз вы, Боб, произнесли слово «подозревать» и явно подразумевали меня. Я полагаю, что вам и вашему другу придется покинуть этот дом, где я, к своему большому сожалению, принимал вас как друга…
Тут уж и Моран разозлился. Он не привык, чтобы с ним так обращались. Он только открыл было рот, чтобы достойно ответить на эти наглые, с его точки зрения, речи, но его неожиданно прервал донесшийся снаружи звук флейты. Все находившиеся в салоне мгновенно повернулись к окнам.
— Дракон! — бледнея, вскричал Фенстон. — Он опять пришел на встречу со мной… Неужели он не оставит меня в покое?
— А вы бы сами ему это и предложили, — насмешливо буркнул Моран.
Англичанин так яростно повернулся, что у Боба мелькнула мысль о внезапном нападении.
— Что вы хотите этим сказать?! — взревел Фенстон.
«Клюнуло», — подумал Боб, которому все больше и больше была не по сердцу комедия, которую он вынужден был играть.
— Что я хочу сказать? А то, что, когда чудовище угрожает вам снаружи, вы сидите здесь запершись, как кролик в норе. Если бы у вас сердце не уходило в пятки, вы бы пошли на болото, как это сделал когда-то Теобалд Фенстон, и спели бы, как он, песенку или выстрелили из ружья. А вы, однако, все рассчитываете на других, чтобы выпутаться за их счет…
— Это что значит — «рассчитываете на других»? — сурово спросил Фенстон.
— Я хочу сказать, что очень просто съездить в Кению, чтобы настрелять беззащитных зверюшек, вроде газелей, а вот пойти побороться с чудовищем, бродящим здесь рядом, это совсем другое дело. Тут уж позвольте, нет никого… Драгоценный лорд Фенстон лишь пыжится…
На этот раз лорд Джон вскочил, нависая над Мораном.
— Вы случайно не хотите ли сказать, Боб, что я трус?
— Я ничего не хочу сказать, Джон, — опять насмешливо улыбнулся Моран. — Вы сами все сказали…
Наступила тишина, затем Фенстон шагнул вперед, готовый броситься на обидчика. Однако сумел взять себя в руки.
— Я позже разберусь с причиной ваших высказываний, командан Моран, — бросил он угрожающе. — А сейчас вы убедитесь, трус я или нет…
Повернувшись, Джон подошел к стойке с ружьями. Он проверил одно, заряжено ли оно. Затем вытащил из ящика стола электрический фонарь и запасные патроны и рассовал это все по карманам. Даже не обернувшись, он направился к двери, но наблюдавшая за всем этим с недоумением леди Этел закричала:
— Нет, Джон, не ходи!.. Не надо!..
Она повисла на руке супруга, но он, нежно ее отстранив, твердо заявил:
— Я должен пойти, дорогая! Нужно идти, если даже я не вернусь… Не хочешь же ты, чтобы твоего мужа считали трусом?
