— Извините меня, — сказала, вставая, Катя и быстро вышла из курильни.
Барлетт искренне рассмеялся, увидев удивленное лицо Дройда.
— Ну, как находишь укразиек?
Каменщиков, наклонившись к генералу и указывая на уходящую Катю, прошептал:
— Большевичка.
— Вы скоро всех нас будете подозревать в большевизме. Ну и выдумщик вы, батюшка. Молчите, молчите, а не то лопну, — и генерал залился полным звучным смехом, заставлявшим дрожать его живот. Каменщиков обиженно встал и перешел в другой угол курильни, где и подсел к другой группе офицеров.
Задыхаясь, Катя остановилась в коридоре.
Из-за ковра высунулась желтая рука и, схватив за руку Катю, прежде чем она успела вскрикнуть, вложила в ее пальцы записку. Катя, с остановившимся дыханием, затаив готовый сорваться крик, схватила записку, нервно прочла:
«Пленного, числящегося за князем Ахвледиани, выдать по первому его требованию.
Г.-л. Биллинг».
Катя оглянулась. Пустой коридор, увешенный коврами, и только как будто ветер иногда шевелил ковры. У Кати немного кружилась голова, ее и пугала эта таинственность и раздражала, раздражала до ненависти и против «7 + 2», и против…
— Кто здесь? — сдавленным голосом спросила Катя.
— Вы согласны? — склонившись, спросил Тзень-Фу-Синь, неожиданно появляясь позади Кати.
Как от удара, Катя повернулась и отступила на шаг.
— Молчите, молчите, товарищ, идите к выходу, автомобиль… Поедете, освободите.
И снова нет китайца, и снова в пустом коридоре одна, одна…
Решение быстро принято. Катя направилась к выходу. В ложу Джона быстро вошел Тзень-Фу-Синь.
— Товарищ… Ступай к автомобилю… Поедешь с женщиной. Освободишь.
— Хорошо, — сказал Джон, вставая и натягивая на голову кепку.
При выходе молчаливый китаец быстро подал Кате шляпу и пальто. Момент — и Катя, опрометью пробежав подземный коридор, очутилась на свежем воздухе, одуряющем до головокружения.
У пролома Катю догнал Джон.
Генеральский шофер автомобиля № 6441 не проснулся от шума автомобиля. Джон любезно пригласил Катю сесть.
— Указывайте дорогу. И автомобиль умчался.
Мелькнули на повороте его два глаза, и снова ночь.
Исчезновения Кати никто не заметил. Пили вино и наслаждались экзотическим танцем, приготовленным Ван-Роозом.
Под странно-шипящую музыку, посреди курильни, с двумя трубками опиума совершенно обнаженная китаянка танцевала танец «Черного дыма».
Энгер подозвал Тзень-Фу-Синя и что-то сказал.
И почти вслед за Энгером капитан Иванов, остановив Тзень-Фу-Синя, отвел его в сторону.
Танец продолжался.
— Можете идти, — сказал китаец провокатору.
На улицах ночь, в подвалах кокаин, опиум, клубы холодного безумного эфира…
* * *В эту ночь совершенно непроницаемый туман затопил улицы.
Туман с моря.
Провокатор шел, оглядываясь по сторонам. Он не видел, как за ним, шаг в шаг, шел Тзень-Фу-Синь. Шаг в шаг, за провокатором шла смерть. Улицы, переулки, задворки, дворы… Качающиеся фонари вдруг освещали провалы дворов, и снова тьма, и снова тишина. Ни одного выстрела. Ни одного звука.
— Странно, — бормотал провокатор, — какая тишина.
Остановился, вздохнул полной грудью воздух, но поперхнулся густым туманом, закашлялся и пропал в одном узком переулке.
Тзень-Фу-Синь, как кошка, как смерть, шаг за шагом шел за ним.
Условный стук в дверь: три подряд, два через паузу.
И провокатор исчез за дверью. Тзень-Фу-Синь выждал и остановился камнем.
В комнате, куда вошел провокатор, было накурено.
Густой синеватый дым клубился, закрывая потолок.
Окна тщательно были завешены одеялами и рогожами.
Железнодорожная пятерка вместе с одним из членов Ревкома заседала.
Лентулову обрадовались.
— Мы думали, что ты уже влопался.
— Еще не добрались, — улыбнулся Лентулов, тихо поправляя в кармане деньги.
— Товарищи, мы растем, мы крепнем, скоро будет назначен час…
Стук в дверь. Условный стук.
Три раза подряд, два через паузу.
Лица у всех побледнели. Один жест — и револьверы в каждой руке.
— Кого еще нет?
— Все.
— А Макаров и Катя?
— На работе.
Молчание. И только ветер, врываясь в разбитое стекло, поддувал рогожу.
— Я отворю.
И тихо, с револьвером в руке, скользнул к двери Горбов.
Приоткрыл дверь, и в руку ему — бумага…
В зажатые пальцы жесткая рука сунула записку.
Рванул дверь. Открыл.
Никого.
Ночь… Пустой переулок, глухой, беззвучный… Ни звука, ни шороха…
Горбов бросился по переулку к улице. Никого. Тишина.
Бледный, сжимая в руке записку, он вернулся в комнату.
— Нет никого.
— Что у тебя в руке?
Горбов взглянул на руку с сжатой бумагой между пальцев и удивленно передал записку Савелию. Савелий, прочтя записку, побледнел и, обведя всех глазами, положил записку текстом вверх.
«Последний вошедший — провокатор. Он получил сегодня пять тысяч рублей.
7 + 2».
Только отрывистое дыхание, а глаза, глаза впились в эту записку, до крови напрягаясь, вчитываясь в эти строчки. Провокатор…
Провокатор… Эхом в мозгу. Провокатор — эхом в дулах револьверов.
Лентулов побледнел. Товарищи впились в него глазами.
Танец «черного дыма» окончился. Офицеры обступили китаянку плотным, сладострастным кольцом, мешая ей набросить шарф на голое тело.
Макаров, позевывая, подошел к столику англичан.
— Вот что, лорды, покупаю доллары и фунты.
— Не продаем, — немного резко ответил Дройд, раздосадованный уходом Кати.
Макаров зевнул, встал и, равнодушно оглянувшись, неожиданно поймал пристальный взгляд Каменщикова. «Куда делась Катя?» — пронеслась мысль, и острая боль отразилась на лице Макарова.
Макаров ловко опрокинул бокал вина и, прищелкнув пальцами, беззаботно, немного наивно, предложил.
— Покупаю колокольчики, господа, покупаю…
— За какую валюту?
— Доллары, фунты.
— Ну, тогда только по официальному курсу.
— О, с удовольствием, генерал. Для вас готов и по официальному, — улыбнулся Макаров, раскрыв свой бумажник.
Деньги стали менять все. Даже Энгер и Иванов разменяли по колокольчику, дав их Макарову в сложенном виде. Не глядя и не разворачивая, Макаров положил небрежно деньги в бумажник.
